Утром охранник обнаружил меня склонившимся над столом. Тронув за плечо, он вернул меня к действительности. Подняв голову, я почувствовал, что к моему лбу пристала та самая салфетка. Осторожно отлепив, я развернул ее на столе. Мне надо было готовиться к допросу. По шее текли холодные струйки пота.
— Как я выгляжу? — спросил я охранника.
Но тот не слышал меня, стараясь разобрать буквы. «Бра-зи-ли-я», — наконец прочитал он.
Хелену Зеленич, мою чемпионку по прыжкам в воду, следователя, я видел всего пару секунд. Черный пуловер оттенял ее рыжие волосы. Ямочки на щеках прорисовывались как никогда отчетливо. Она не поднялась из-за стола, чтобы пожелать мне доброго утра. Хелена улыбнулась и с торжествующим видом развела руки в стороны, словно хотела изобразить самолет или передвинуть какой-то невидимый предмет, чтобы освободить место, или очерчивала пространство, готовясь к панорамной съемке.
Я отвел от нее взгляд и осмотрел комнату. Я сделал это. Рискнул, о чем сразу пожалел.
На светло-сером диване меня ждала гостья. Она скрестила ноги и завела одну за другую, так что сквозь кожу сапог от модного дизайнера обозначились большие пальцы ног. Только одна она могла так сидеть. Я хотел вернуться в камеру. Делия. Ни радости, ни грез — ничего не осталось. Дешевая мелодрама закончилась. Делия.
— Ян, Ян! — неотрепетированные возгласы отчаяния. — Алекс рассказала мне по телефону, что пишут о тебе в газетах. Мы сразу же приехали.
Мы? Да, мы. Она и ее разлука со мной. Теперь они вместе. Они остались мне верны в своей измене. Ее голос звучал ниже, грубее, чем раньше. Новый акцент смешил меня. Разговорный вариант литературного французского языка. Вероятно, во Франции это пропуск на литературный олимп. Она уже там, наверху. Дышит горным воздухом. Выглядит как парижанка с рекламного щита «Виши» или «Ланком». И какого щита! Десятки квадратных метров, которыми можно заслонить Триумфальную арку.
Ежедневно тысячи и тысячи ног проходят мимо нее по Елисейским Полям. Тысячи глаз впиваются в нее. Жены дружно толкают своих мужей локтями в бок, чтобы те наконец захлопнули разинутые рты. Франция распростерлась у ног Делии. Участь ветрогона незавидна. Все его мысли о том, как удержать возле себя эту женщину. Новый роман каждые два-три месяца — минимум, чего ему следует опасаться. Однажды он умрет от сердечного приступа. Нет, этого я ему не желаю.
— Рад видеть тебя, Делия, — произнес я.
Я мог бы сказать лучше. Каждый день мне на ум приходила первая фраза нашего разговора, и всегда более удачная, чем эта. И сейчас я выразился бы не хуже, если бы подумал пару секунд. «Рад тебя видеть», — после тысячи ста семидесяти шести дней воздержания. Плюс ко всему убийство. Хотя это уже совсем из другого романа. Кровавое преступление между строчек, между жизней, между мной и ею. Человек в красной куртке и его приятели из тюремной столярной мастерской — вот мои нынешние ночи. А ее? Французские кровати?
— Почему ты здесь, Ян? Что произошло?
Делия замахала руками, растопырив пальцы, словно хотела высушить покрытые лаком ногти. Однако ее участие казалось искренним. Она всегда умела заниматься несколькими делами сразу, при условии, что они задействовали разные уровни сознания. Почему нельзя сочувствовать человеку и красить при этом ногти? Делия проявляла внимание и отворачивалась, смотрела куда-то в сторону и на меня одновременно. Ей нравилось разнообразие, и любила она сейчас полную мне противоположность.
Я присел рядом с ней. Ее запах показался мне чужим, уголки рта стали острее, ноздри шире. Наверное, влияние горного воздуха. Или рядом с Жаном Лега так его не хватает? У меня всегда найдется для нее воздух. Если ей потребуется, я задержу дыхание и поделюсь с ней. Ее парижский взгляд скользил по моим волосам, словно я был ищущим утешения мальчиком, у которого отняли мяч. Да, именно таким здесь самое место. Несколько скорбных морщин облагородили ее лицо. Она тряхнула головой — и в глазах отразилась жалость, граничащая со страхом, пренебрежением или желанием немедленно поставить меня под душ.
