Забирая из стола личные вещи, я столкнулся в дверях с Петром Петровичем. Он прикрыл за собой дверь и тихо произнес:
— Возможно, мы видимся в последний раз. Я хотел пожелать вам удачи и попрощаться, — он замолчал, но по тону понял, что он не за этим зашел, он, словно хотел меня о чем-то спросить и не решался, поэтому сделал шаг навстречу и сказал:
— Как знать, может, и свидимся, но мне показалось, что вы хотели меня о чем-то спросить?
— Да. Возможно, это не корректно с моей стороны и все же, зачем вы это сделали?
— Что именно?
— Начали все это, ну… вы меня понимаете?
— Ах, это. Я и сам до конца не знаю. Возможно потому, что мне многое было известно и в том мире, о котором я знаю, все было не так хорошо, как хотелось бы. Может быть я не прав, или не до конца довел смысл, что именно было плохо, одним словом, трудно сказать, впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Я всего лишь привел механизм в действие.
— А вы уверены, что то, что получится, будет лучше того, что было?
Я посмотрел на Петра Петровича, и словно оправдываясь, как школьник перед учителем, произнес:
— Всегда хочется сделать мир лучше, поэтому остается только надеяться, что поступил правильно.
— Дай Бог, чтобы все получилось так, как мечтается всем нам. Прощайте и удачи вам на новом поприще, — он повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь и оставив меня в полном смятении чувств. Я повернулся и, взглянув в последний раз на свое рабочее место, вышел из кабинета.
Вечером, вернувшись с работы, я открыл дверь и с порога чуть не наткнулся на стоящую в коридоре жену. Она ходила с Машей на руках по квартире, а та во всю голосила.
— А вот и наш папка вернулся, — сказала она, глядя на меня.
Я поцеловал жену и маленькую дочку и поинтересовался причиной её рева.
— Да кто ж её знает, чего ей не нравится. Вот уже полчаса, как во всю разревелась. Мать пошла в аптеку за новой соской. Представляешь, Машуня её то ли выплюнула, то ли она у неё выпала изо рта. Короче та упала, а мать в это время нечаянно на неё ногой наступила. Короче соске каюк, а Машка в рев.
— Ну так другую дали бы.
— Как же, другую она не хочет и все. Вот мать и пошла в аптеку, может там есть похожие. А я пытаюсь её всеми силами успокоить.
— Ну-ка дай я попробую.
— Нет, ты сначала разденься, пойди умойся и руки помой, а потом попробуешь и вообще, ты бы поел, а я сама управлюсь.
В этот момент вошла мать.
— Ну что, плачет, я вот две аптеки обегала, только такие нашла, — и она достала две соски
— Соски, как соски, дайте-ка ей одну.
— Ой Алеша, какой ты бестолковый в таких делах, надо же сначала кипятком их обдать, я же их только принесла.
— Все я пошел умываться, а вы тут сами, а то вечно не то делаю.
Я скинул пальто, в котором продолжал стоять и, повесив его на вешалку, отправился в ванную комнату.
Я лежал рядом с женой, которая, повернувшись ко мне спиной, наблюдала за дочерью, которая мирно спала рядом в своей кроватке.
— Ну, как она там, уснула?
— Да, сопит, нет, ты посмотри, прямо, как ангелочек лежит.
Я перегнулся через Ирину и заглянул под простынку, которая висела на спинке кровати. Маша лежала и мирно спала. Редкие волосики на голове делали её смешной и забавной. Я наклонился и поцеловал жену.
— Устал сегодня?
— Так, не очень. Осваиваюсь на новом месте. Как все сложится, не знаю. Представляешь я теперь начальник отдела.
Ирина повернулась в мою сторону и обняла. От неё исходил приятный запах детского крема, молока, лаванды и еще множества разных других веществ. Мне стало так хорошо и спокойно. Я просунул руку ей под голову, и притянул к себе.
— Ты-то как, небось, устаешь с Машкой больше чем я на работе?
— Нет, твоя мама мне здорово помогает, да и потом, Машуня такая спокойная. Это только сегодня она раскричалась, когда соску сломали.
— Это она в меня.
— Ну конечно, в кого же еще ей быть.
Она поцеловала меня и стала нашептывать мне на ухо слова любви…
