— Тогда скажи, по какой? — Ирина легла на бок, подперев голову рукой.
— Понимаешь, я не вижу конечной цели.
— Я тебя не понимаю?
— Ну, как ты не поймешь, — повысил я голос, — все что происходит, это понятно, и неразбериха, которая имеет место и все остальное, меня волнует, что мы получим в итоге. Какое общество мы строим? Заметь, что Зацепин, ни разу в разговоре со мной не говорил о том, что предполагается изменить в идеологическом плане, каковы перспективы введения рыночной экономики и появления частного сектора. Ни слова, понимаешь?
— А ты возьми и спроси.
— Я спрашивал, но он уходит от ответа. Говорит, что сейчас не это главное. Сейчас необходимо решить основное, сломать тот устоявшийся партийный механизм управления и заменить его новым, а дальше будет проще решать то, что необходимо, для того чтобы вывести страну на качественно новый уровень развития.
— Возможно, он прав. Чтобы начать слом основ идеологии и экономики, необходимо сначала обеспечить создание механизма, аппарата, который сможет начать эти преобразования. Мне кажется, ты сам запутался и противоречишь сам себе.
— Ничего я не запутался, впрочем, возможно ты права.
Твоя совесть чиста, и не занимайся глупостью. Лучше ложись спать, чтобы выспаться, а то утром встанешь, и голова будет, как медный чайник.
— Согласен, — я обнял жену и погладил её уже округлившийся живот.
— А как ты думаешь, кто у нас будет?
— Не знаю.
— А может тебе сходить к врачу?
— Ни за что. Кто будет, тот и будет. А ты что, если дочь родиться, меньше её любить будешь?
— Нет конечно.
— Тогда, жди, а когда рожу, узнаем.
— Все молчу, — и я нежно поцеловал жену.
Позавтракав, я ушел на работу. Обычно за мной приезжал водитель, но иногда, Рюмин, который сразу воспротивился ездить на казенной машине и пользовался своей, заезжал за мной, поскольку жил неподалеку от меня. Вот и в этот раз, я вышел из дома и минут через пять он подъехал. Начало августа выдалось по-летнему теплым и, глядя из окна машины, которая увозила меня на работу, я подумал, что неплохо было бы сейчас свалить с Иришкой на дачу, прогуляться в лес за грибами, потом пожарить, да еще с луком и картошкой, а потом, сидя перед домом, есть и радоваться прекрасной погоде и жизни. Виктор Викторович просигналил, какому-то нерадивому пешеходу, который перебегал улицу на красный сигнал светофора, и я невольно вспомнил, о предстоящих сегодня делах. Утром должно было состояться совещание, а во второй половине дня мне нужно было встретиться с людьми, которых пригласили для беседы.
— Дома все нормально, а то ты сегодня какой-то угрюмый?
— Да Ирину выписали из больницы, вроде получше, может, успеет еще поработать до родов.
— Значит, скоро станешь отцом семейства?
— Да, второй раз в жизни, — машинально произнес я, и тут же осекся, поскольку понял, что брякнул лишнее.
— Второй раз женат?
— Вроде того, — и подумал, что опять говорю не то. Никто из тех, с кем я работал, кроме Зацепина, не знали о той роли, которую я сыграл в происходящих событиях. К слову сказать, я давно замечал, что все, особенно Рюмин, не могли понять, почему я и Ирина принимаем участие в работе, да еще в столь серьезном деле, как подбор кадров, и потому нет, нет, да пытались прощупать меня и Ирину, каким образом мы попали в отдел. Рюмин, с присущей ему журналисткой интуицией, понимал, что я и Ирина неспроста попали на работу в отдел, но почему, никак не мог понять, а спросить в лоб, стеснялся. У меня даже возникло подозрение, что он подвозил меня на работу именно с целью хоть что-то выяснить по этому поводу. Поэтому, когда я обмолвился насчет второй женитьбы, я почувствовал, как он насторожился, и неожиданно спросил:
— Ты давно знаком с Зацепиным?
— Нет, с весны этого года.
— Еще до начала ГКЧП выходит?
— Да.
— Извини, что спрашиваю, все же вместе работаем, я все никак не могу в толк взять, почему Зацепин привлек вас на работу в отдел? Это, конечно, не мое дело, просто интересно. Вы не психолог, не аналитик, не историк, как Петр Петрович.
Мне вдруг стало интересно, что по этому поводу думают остальные члены команды, и поэтому спросил, повернувшись в сторону Рюмина:
