— А чего это он вдруг после райкома так резко сменил свою деятельность?
— Не знаю, а сам он никогда об этом не рассказывал.
— Значит, говоришь, малышка к Федору клеится, а тот на неё ноль внимания, а ты бедный сохнешь. То-то я смотрю все выходные по клубам бегаешь, вместо того, чтобы с кем-нибудь в кино, или на танцы. Смотри, так бобылем и останешься.
— Скажешь тоже. И потом, какая она тебе малышка.
— Все молчу, а то еще двинешь ни за что ни про что старого друга.
Смеясь, мы подошли к собравшимся и через несколько минут двинулись по маршруту. После отдыха, настроение было отличное, и рюкзак уже не казался таким тяжелым как в начале. Впереди шел Федор, замыкал колонну Игорь. Игорю было около тридцати, он имел атлетическую фигуру и как сказал мне Славка, занимался каким-то восточным единоборством. Его рюкзак был раза в два больше моего и когда он одел его на спину, я удивился, поскольку он даже не подал вида, что ему тяжело. Крутой мужик, подумал я.
Часа через полтора лес закончился, и мы остановились. Федор сверился по компасу с картой, на которой был нанесен наш маршрут и сказал:
— Сейчас идем вдоль просеки, потом поворачиваем направо и затем переходим шоссе и выходим к реке, после чего двигаемся вдоль неё километра полтора и там делаем лагерь. Всем ясно? Тогда пошли.
Мы снова вытянулись в цепочку, кто-то шел парами, когда это позволяла тропа. К восьми вечера мы были в намеченном Федором месте. Судя по поляне, которую мы облюбовали для стоянки, это место уже не раз использовалось для подобных целей. Даже валежник до конца не использованный для костра, остался лежать неподалеку от кострища. Скинув рюкзаки, мы первым делом занялись установкой палаток, а девчата, приготовлением ужина.
Ближе к одиннадцати, когда уже была перемыта посуда, и можно было просто отдохнуть немного перед сном, большинство собралось вокруг костра, который отгонял назойливых комаров. Петр достал гитару и стал играть, а все дружно подпевали ему. Это были всем известные песни Кима, Окуджавы, Городницкого, Клячкина и других бардов, имена которых были у всех на слуху. Я некоторое время сидел вместе со всеми, а потом отошел и, усевшись неподалеку у входа в палатку, задумался, глядя на спокойную гладь воды, которая искрилась в свете костра и яркой Луны. Интересно, как изменится моя жизнь из-за того, что пошел в поход? Возможно никак, хотя навряд ли. Ведь я знаю, как все будет в дальнейшем, и рано или поздно, мне придется решать, как распорядиться теми знаниями о будущем, которые мне известны. Хочу я того или нет, все равно придется принимать решение. Другое дело, какое?
— О чем мечтаем? — тихо, чтобы не испугать меня спросила Ира, которая незаметно подсела рядом.
— Так ни чем, — соврал я.
— Вот уж не поверю. Слишком задумчивый взгляд у тебя был. Словно о будущем думал.
— Возможно, что и так.
— И как оно там, это будущее? В тумане или есть перспективы?
Я посмотрел на Иру и подумал, а что если взять и рассказать ей обо всем. Ведь тогда точно вся жизнь может измениться. А что и правда, ведь я никогда и никому не рассказывал о будущем, кроме Леры, даже на вечеринке и будучи не очень трезвым, потому что для меня это было своего рода табу. А собственно говоря, почему? Я снова внимательно посмотрел на улыбающуюся Иру и произнес:
— Знаешь, будущее весьма противоречиво, и как бы это поточнее выразиться, неоднозначно воспринимаемо с позиций современности.
— Ой, как философски сложно для восприятия, — продолжая улыбаться, произнесла она, — прямо как цитата из учебника истории, или философии.
— Нет, правда. Вот посуди сама. Представь себе, что мы с тобой жили бы сейчас не в конце семидесятых, а скажем в тридцатые годы. Сталинская эпоха, война не за горами и в то же время массовый энтузиазм, и все такое прочее. Как бы мы, зная о сегодняшнем дне, воспринимали мир, в котором оказались?
— Ну не знаю. Сложно сказать.
— Вот именно, сложно сказать. Как бы ты воспринимала то время, зная, что пройдут годы и будет война, в которой погибнут миллионы, трудная и тяжелая победа, потом будет развенчан миф о гениальности Сталина и осужден период, когда были репрессированы сотни тысяч людей, наука и техника сделает