Мира шла за братом вдоль стены с длинными металлическими полками, заполненными аккуратно развешанными и разложенными катушками с проводами, инструментами, разнокалиберными ящиками и ящичками с подписанными разноцветными этикетками, кучей каких-то приборов, составленных один на другой… Вдоль противоположной стены висели такие же полки, но лишь на половину ее высоты. Нижнюю часть занимал длинный рабочий стол со встроенными токарными, сварочными и лазерными станками; а сам стол соединялся буквой «Г» с письменным столом, замыкая рабочую зону. Обойдя черные портьеры, Мира помахала Бо, голова которого виднелась на фоне черной стены, исписанной длинными уравнениями, формулами и странными диаграммами, и вышла, а Селвин с Бо продолжили чтение.
Глава 2. Тайна Дэвида Корнэя
— Здесь на полях что-то мелко написано, — поднимая тетрадь к настольной лампе, сказал Селвин, вглядываясь в мелкие буквы, — но, похоже, намного позже по времени.
«Я вырвал эти страницы. Сейчас они не представляют никакого интереса. 18 января 2460 г.»
— прочитал Селвин.
— Ого! — воскликнул Бо. — Дата существенно отличается от начальных!
— Наверное, он готовил этот дневник, чтобы передать его своему сыну, — предположил Селвин и продолжил:
«3 ноября 2433года. Теперь я знаю, что делать. Наши бесконечные диспуты с друзьями привели меня к одной мысли. Я должен найти способ, чтобы реализовать ее. Мои прошлые эксперименты по созданию машины времени…»
— Так вот о чем были вырванные страницы! — воскликнул Бо. — Селвин тебе не кажется, что это записки сумасшедшего?
— Наверное, показалось бы, если б мы не жили на этом острове, — буркнул Селвин.
— Да, возможно, ты прав. Но машина времени! Разве может человек в здравом уме серьезно об этом думать?
— Хм, — хмыкнул Селвин. — Мне это не кажется таким уж странным, а наоборот, объясняет страсть отца к временнСй физике. Эти его бесконечные эксперименты… Ты знаешь, мне иногда казалось, что он помешан на этом. А теперь появляется хоть какое-то объяснение!
— Я думал, тебе это тоже интересно…
— Мда… — с натугой хмыкнул Селвин, перед глазами которого вновь вырос образ отца. По началу, они с ним не были близкими друзьями, хотя отец всегда интересовался, чем занимается сын и всячески поддерживал его. Но Селвин не чувствовал в этом интересе искренности. На самом деле, страстью его отца были занятия временной физикой. С каждым годом он становился все более и более одержим этим и почти не обращал внимания на окружающий его мир. А после того, как Ученый Совет официально закрыл эту тему на основании «бесперспективности исследований и невозможности изменения времени», он оборудовал прекрасную лабораторию в подвале своего дома. Отец проводил там всё свободное время, упорно не желая признавать общепринятого мнения. Мало помалу, Селвин тоже увлекся этим исследованием, хотя сам он до конца так и не осознал, что больше его интересовало: совместная работа с отцом или поиск результатов? Но Селвин всегда любил решать сложные задачи, поэтому уже вместе они пытались как-то укротить время. Разумеется, работа сблизила отца и сына, как никогда раньше, но внезапная и скоротечная болезнь разрушила их мир безвозвратно. После смерти отца, лаборатория перешла к Селвину, и он продолжил заниматься исследованием времени самостоятельно. Правда, постепенно, интерес его угасал, и лишь, желая подольше сохранить ту атмосферу, которая сложилась в последние месяцы его работы с отцом, он не останавливался окончательно. — Мда… — задумчиво повторил Селвин, — мне все интересно, что непонятно. Где я остановился? А, вот! Идем дальше:
«Мои прошлые эксперименты по созданию машины времени оказались невыполнимыми. Я не смог заставить время двигаться быстрее самого себя. Может быть, это кому-нибудь и удастся, но я расстаюсь с этой идеей. Сейчас у меня возникла другая мысль: создать отдельный мир, заселить его думающими людьми и заставить их развиваться своей, независимой от внешнего мира жизнью, чтобы они сохранили человеческую мысль и спасли нашу расу. Но как это сделать? Как заставить людей веками не контактировать с окружающим их миром? Больше того, добровольно отказаться не только от всех благ и соблазнов нашего мира, но и от использования машин!
