— Отец, почему вы отдали мою руку маркизу? Разве вы не любите меня и не хотите, чтобы я была счастлива?
Было заметно, что командор глубоко опечален горем своей дочери, и все-таки он твердо ответил:
— У меня не было другого выхода, кроме как принять его предложение.
— Но почему? Ведь есть другие богатые люди, за которых вы могли бы отдать меня.
— Вовсе не ради его богатства я дал согласие на этот брак. Хотя, как ни крути, золото маркиза поможет нам сохранить эту часовню, в которой похоронена твоя мать и где я когда-нибудь воссоединюсь с ней.
Он нежно посмотрел на белое надгробье, которое венчала мраморная фигура коленопреклоненной женщины с библией в руках.
— Она будет моим ангелом-хранителем, когда наступит мой черед войти в царство небесное.
— Пожалуйста, не говорите о смерти, отец. Я не хочу потерять еще и вас.
— Судьба солдата висит на волоске от смерти, и потому его могила всегда должна быть готова.
Командор посмотрел на свое собственное надгробие. На соседней плите я увидел вырезанную из мрамора мужскую фигуру. Командор прикоснулся к ней пальцем.
— Совсем как живой, правда?
— Я не понимаю, как вы можете тратить золото маркиза на свое собственное надгробие, если вам приходится продавать свою дочь, как проститутку.
Командор развернулся и той же рукой, которая только что гладила лицо мраморного изваяния, ударил по лицу свою дочь. Я вынужден был сдержаться, поскольку понимал, что если сейчас я снова позволю себе вмешаться, ничего хорошего не выйдет. Он быстро осознал свою неправоту и, видя как девушка закрыла ладонями лицо, смягчился и сказал:
— Мне не следовало воспитывать тебя гордячкой. В замужестве это принесет тебе только страдания.
— Если причина не в золоте, то отчего же вы согласились на это замужество?
— Маркизу стало известно нечто… нечто такое, что может принести нам несчастье.
— И что же ему известно?
— Не важно, что именно. Главное, он знает об этом, — сухо сказал командор, давая понять, что разговор окончен.
Донья Анна не посмела продолжать расспросы. Командор опустился на колени у могилы своей жены.
— Свеча у надгробия твоей матери догорела. Мне следует пойти и купить другую.
— Разве нельзя послать дуэнью Люпэ?
— Купить и зажечь свечу для твоей матери — это мой священный долг и мое право. Это все, что я могу теперь для нее сделать… Но куда подевалась твоя дуэнья? Она должна присматривать за тобой.
— Она молится отдельно.
— Почему не здесь, рядом с тобой?
— Она не смеет заходить в нашу часовню.
— Дуэнья Люпэ! — Зычный голос командора нарушил тишину церкви и эхом отозвался под сводами маленьких часовен.
Дуэнья не заставила себя ждать. На ней была черная мантилья, перетянутая под грудью, отчего ее платье топорщилось, как будто она была беременна. Сегодня мне удалось разглядеть ее лицо, не прикрытое вуалью. Его тонкие черты и бронзовый оттенок кожи выдавали в ней азиатку. Пожалуй, эту старую женщину можно было бы назвать красивой, если бы не страх и беспокойство в ее глазах. Возможно, ее беспокоила судьба доньи Анны, а скорее всего, своя собственная судьба в этой стране завоевателей.
— Последи за ней, это твоя обязанность, — уходя, сказал командор.
Я притаился за колонной. Когда он ушел, донья Анна сказала:
— Я знаю, мой отец велел тебе оставаться со мною, но, прошу тебя… мне хотелось бы немного побыть наедине с моей матерью.
Лицо дуэньи Люпэ исказила гримаса обиды, как будто она целиком съела лимон.
— Я подожду в карете. А вы сами объясните командору причину.
Дуэнья ушла, и я понял, что пора действовать, поскольку времени у меня очень мало. Я приблизился к донье Анне. Она рыдала, закрыв лицо ладонями.
— Донья Анна… я должен поговорить с вами.
Она взглянула на меня в испуге и попыталась быстро осушить слезы.
— Вам нет необходимости скрывать свои чувства. Я здесь лишь для того, чтобы отплатить вам за ту доброту, которую вы проявили ко мне у маркиза.
— Вам следует немедленно уйти, пока мой отец не вернулся.
— Прежде чем уйти, я должен вас предупредить. Отвергая любовь маркиза, вы рискуете своим благополучием. А может быть, даже жизнью.
— Я не могу лгать в любви.
