Простота моего объяснения вызвала новый взрыв смеха.
— И все-таки признайтесь, — настаивал дон Эрнан, — женщины, которых вы соблазнили, не могли не затронуть вашего сердца.
— Вольнодумец чувствует не сердцем, но кожей.
Маркиз посмотрел на меня с восхищением.
— Но как же вам удалось сделать бесчувственным собственное сердце? — продолжал недоумевать дон Эрнан.
— Вокруг него следует возвести крепостные стены и ни в коем случае не опускать мост. Вы, мой друг, впустили в свой замок сразу двух женщин, и теперь их ревность разрушает его, а заодно и вас.
— Неужели вы никогда не влюблялись ни в одну из женщин?
— Можно влюбиться во всех сразу и никому не отдавать предпочтения.
— Лично я не могу соблазнять каждую, как это делаете вы, дон Хуан, и потому должен заботиться о тех двух, что у меня есть.
— Но есть одна женщина, которую дон Хуан никогда не сможет соблазнить, — коварно сказал маркиз.
Все обернулись и посмотрели на него.
— И кто же сумеет противостоять чарам дона Хуана? — недоверчиво поинтересовался дон Хосе.
— Донья Анна.
— Кто это? — не понял дон Хосе.
— Прекрасная и благородная донья Анна, дочь дона Гонсало де Уллоа, командора ордена Калатравы.
— Неужто она и в самом деле сможет устоять перед обольстительным доном Хуаном? — засомневался дон Эрнан.
— Она из тех женщин, которые не подарят свое сердце ни одному мужчине.
Похоже, маркиз продолжал плести интриги против командора и сейчас специально дразнил меня, стремясь вовлечь в свою игру. Я решил немного подыграть ему.
— Но я взываю вовсе не к сердцу женщины. Прежде всего, я взываю к ее разуму, который мужчины обычно недооценивают в женщине. А уже через разум взываю к ее лону, которое часто не подчиняется ее воле, как это бывает у мужчин.
— Разум доньи Анны невозможно совратить.
— Но именно вы учили меня, что не бывает женщин, которых невозможно совратить.
— Любое исключение, как известно, лишь подтверждает правило, — сказал маркиз. — В самом деле, у каждой из них есть своя тайна, которая позволяет овладеть ее душой.
Мы все задержали дыхание, пытаясь вникнуть в дьявольский смысл его слов.
Понимая, что маркиз нарочно подогревает во мне интерес, я был вовсе не намерен позволять ему играть моими чувствами и управлять моими действиями. Он собирался уничтожить донью Анну или ее отца моими руками — воспользоваться моим дневником или подослать шпиона, чтобы следил за ее окном. Однако ему не удастся заманить меня в эту ловушку. Я поднялся из-за стола и, извинившись, сказал, что мне пора уходить.
— Дон Хуан, — окликнул меня маркиз. — Надеюсь увидеть тебя завтра вечером на приеме, который я устраиваю в честь праздника Тела Христова. Там ты сможешь повидаться с доньей Анной.
— Премного польщен вашим приглашением, дон Педро, но мне не доставляет радости наблюдать, как Святая инквизиция расхаживает по улицам вместе с праздничной процессией.
— Надеюсь, ты передумаешь, — сказал он.
Я раскланялся со своими друзьями — с Альмой, Сереной и Мануэлем. Я покидал таверну, так и не поддавшись на женские чары. Впрочем, воспитанный в лоне церкви, я ненавидел поститься, и потому с благодарностью принял развлечение, которое поджидало меня на пути домой.
Тысяча ночей с незнакомцем
Когда наша карета проезжала по улице, ведущей от собора к моему дому, я посмотрел в окно и в неверном свете луны заметил фигуру женщины. Приглядевшись, я узнал Фатиму, рабыню из Мозамбика, которую в числе других невольников привезли португальцы. Мы встречались в доме ее хозяйки, герцогини Кристины. В тот раз она поведала мне историю своей жизни, которая оказалась гораздо интереснее, чем у всех собравшихся здесь благородных гостей, вместе взятых.
Фатима попала в рабство уже зрелой женщиной, примерно моего возраста или даже старше. Ее насильно разлучили с мужем и двумя сыновьями-подростками. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы прочесть неизбывное страдание в ее глазах. Ее высокие, красиво очерченные скулы плавно сбегали к полным губам, а длинная шея и гордая посадка головы были плохо приспособлены для того, чтобы кланяться.
— Прекрасная королева должна ехать в карете, — сказал я, когда мы поравнялись.
