— Пойми, Хуан, иногда мы ничего не можем сделать для тех, кого любим.
— Прошу вас, падре, поговорите с ней! Если она скажет «нет», я больше не стану ее беспокоить. Но это молчание…
— Я поговорю с ней, когда в следующий раз буду исповедовать сестер. Не волнуйся, сын мой.
Судя по голосу, он улыбался. Потом он вышел из исповедальни, чтобы обнять меня на прощанье.
Падре Мигель и в самом деле поговорил с сестрой Терезой. Однажды мне даже довелось увидеть ее — в последний раз, но спасти ее я не смог. Я до сих пор слышу ее плач, как будто она находится рядом, и в эти минуты мое сердце сжимается от неизбывной тоски. Наша память умеет лгать, а наша любовь — это наваждение. Набрасывая в течение дня эти заметки, я так и не разобрался, почему воспоминания о Терезе, так долго дремавшие во мне, вдруг проснулись после вопроса, заданного инфантой. А возможно, причиной тому были черные глаза доньи Анны, которые, подобно глазам Терезы, вопрошали и сами же отвечали на вопрос, проникая в темные глубины моей души.
Должен признаться, что есть еще одна причина, побудившая меня вести этот дневник. Это не испорченность и не тщеславие, а всего лишь сомнения. Я не стану лукавить, утверждая, будто угрозы инквизитора ничего для меня не значат, но я никогда не склоню голову перед его жестоким учением и его деспотичной властью. Тот, кто убежден, будто постиг промысел Божий, находится в руках дьявола. Если суждено, то во имя моих убеждений и святой веры я с радостью приму смерть. Но ради чего, хотел бы я знать, я принимаю эту жизнь?
Этого я не сделаю ни за какие деньги
— Вижу, ты последовал моему совету и начал вести записи в тетради, которую я тебе подарил.
Погруженный в свои мысли, я не сразу заметил маркиза, стоявшего в дверях. Поспешно захлопнув тетрадь, обтянутую кроваво-красной кожей, я спрятал ее в письменный стол, а ящик запер на ключ.
— Ничего интересного, просто кое-какие личные размышления, — ответил я.
— Очень умно с твоей стороны держать личные размышления под замком, — заметил он с одобрительной усмешкой. — А мне открыла дверь довольно толстая дама — с усами.
— Должно быть, моя очаровательная хозяйка, донья Фелина?
Он поднял брови, удивленный моей симпатией к женщине такой же огромной, как и он сам. Впрочем, донья Фелина обладала не только большим телом, но и большим сердцем.
— Полагаю, что это была она, — заметил он равнодушно. — Я пришел поговорить с тобой.
— Чему обязан честью удостоиться вашего визита, дон Педро?
Прежде маркиз всегда вызывал меня к себе во дворец и никогда не посещал моего скромного жилища.
— Вчера ты поступил очень мудро, явившись на аудиенцию к королю.
— В том, что я до сих пор жив и свободен, исключительно ваша заслуга.
— Ты заручился милостью короля еще на месяц. За это время нам нужно устроить твою свадьбу.
— Вам известно, что я не в силах изменить себя.
— Разумеется! Я вовсе не хочу, чтобы ты менялся, но брак необходим из соображений приличия.
— Я никогда не смогу так поступить с женщиной.
— И тем не менее ты выполнишь свой долг… как выполняют его другие мужчины. Однако оставим свадебные хлопоты до другого раза. Я явился вовсе не за этим. Просто мне не терпится услышать, чем вчера ночью увенчалась твоя служба королевской короне.
— Дон Педро, — улыбнулся я, — поскольку вы, без сомнения, самый близкий мне человек, то должны понимать, что я более не предаю огласке свои похождения.
— Это сделало бы тебя единственным человеком во всей Испании, — язвительно заметил он. Мне польстил его намек на мою широкую известность, однако слава, живущая только за счет людской молвы, слишком легковесна.
— Честь женщины — это слишком большая ценность, чтобы класть ее на алтарь мужского тщеславия, — добавил я.
Едва ли я руководствовался этим мудрым утверждением, когда вступал на путь соблазнения. В ту пору, как и любой тщеславный юнец без твердых убеждений, я был только рад посплетничать с маркизом, как и с любым другим, кто соглашался меня слушать. Но с возрастом начал понимать, что сохранить тайну бывает гораздо важнее, чем потешить свое самолюбие. Да к тому же, если я не признался в поступке и поступок не был доказан, то и покарать меня будет не за что.
