Помещение без единого окна было наполнено непроницаемой темнотой. Тоби заворчал. Элис потянулась в темноте к псу, чтобы успокоить его. Стук крови в ушах и свирепый рев бури совсем ее оглушили. А тут еще сотни крошечных деревянных башмачков затанцевали на крыше – это посыпались стручки огненного дерева, росшего возле сарая.
Воздух наполнился едким запахом керосина. Элис пошарила в темноте, ее пальцы наткнулись на лампу, стоявшую на верстаке. Она узнала ее по форме: точно такую же мама поставила дома. Рядом лежал коробок спичек. Разгневанный голос в ее голове неустанно твердил: Ты не должна быть здесь. Ты не должна быть здесь. Элис съежилась, но все равно открыла коробок. Она вытащила спичку, чиркнула ею по терке и почувствовала запах серы, когда вспышка огня озарила все вокруг. Она поднесла спичку к фитилю керосиновой лампы и водрузила сверху стеклянный колпак. Свет разлился по верстаку отца. Небольшой ящик напротив нее был приоткрыт. Трясущимися пальцами Элис выдвинула его. Внутри была фотография и что-то еще, что Элис никак не удавалось толком рассмотреть. Она извлекла снимок. Края его обтрепались и пожелтели, но изображение осталось ясным: роскошный причудливый дом, увитый виноградными лозами. Элис снова залезла в ящик, чтобы достать второй предмет. Ее пальцы нащупали что-то мягкое. То, что она вытащила, оказалось прядью черных волос, перевязанных потускневшей лентой.
Мощный порыв ветра с грохотом хлопнул дверью сарая. Элис выронила из рук локон и фото и испуганно обернулась. Никого. Просто ветер. Она сделала несколько глубоких вдохов, сердцебиение начало приходить в норму, но тут Тоби снова зарычал, припадая на лапы. Трясущимися руками Элис подняла лампу, осветив весь сарай. От удивления она открыла рот и почувствовала странную слабость в коленях.
Со всех сторон ее окружали десятки деревянных скульптур, от совсем маленьких до больших, в человеческий рост, и все представляли одних и тех же двух персонажей. Один из них – пожилая женщина за разными занятиями: вот она нюхает лист эвкалипта, вот щупает землю в цветочных горшках, вот лежит на спине, заслонив рукой глаза и указывая вверх, а здесь она держит подол юбки, полный не знакомых Элис цветов. Остальные скульптуры изображали девочку: читающую книгу, пишущую за столом, дующую на одуванчик. Когда Элис увидела себя, запечатленную отцом в дереве, у нее заболела голова.
Вариация за вариацией женщина и девочка заполняли сарай, смыкая кольцо вокруг отцовского верстака. Элис медленно делала вдохи и выдохи, прислушиваясь к биению своего сердца. Я тут, – говорило оно. – Я тут. Если огонь мог действовать как заклинание, которое обращало одну вещь в другую, то на это были способны и слова. Элис достаточно прочла, чтобы понимать, какой силой могли обладать слова, особенно повторенные много раз. Скажи что-нибудь столько раз, сколько нужно, и это сбудется. Она сосредоточилась на заклинании, бившемся в ее сердце.
Я – тут.
Я – тут.
Я – тут.
Элис медленно поворачивалась, осматривая деревянные фигуры. Она вспомнила, что читала однажды про злого короля, который нажил столько врагов, что был вынужден создать себе целую армию воинов из глины и камня, чтобы они охраняли его. Вот только глина не могла заменить плоть, а камень – сердце и кровь. В конце концов крестьяне, от которых пытался защитить себя король, использовали его собственную армию для того, чтобы убить его во сне. По спине у Элис забегали мурашки, когда она вспоминала прочитанные ранее слова:
Огню необходимо трение, горючее и кислород, чтобы вспыхнуть и гореть.
«Пойдем, Тобс», – сказала она поспешно, переходя от одной деревянной скульптуры к другой. Повторяя жест одной из статуй, девочка взялась за уголки своей футболки так, чтобы получился мешок, в который она складывала самые маленькие из найденных фигурок. Тоби рядом с ней заметно беспокоился. Сердце у Элис бешено колотилось о ребра. В сарае было так много статуй, что пропажи нескольких самых маленьких отец наверняка не заметит. Они станут совершенным горючим, чтобы попрактиковаться в разведении огня.
