.
Когда Джун, наконец, осталась одна в своей спальне, она включила лампу и повалилась на кровать. Она закрыла рукой глаза, убеждая себя, что соблазн не делал полную фляжку в ее кармане все тяжелее с каждой минутой.
После того как восемнадцатилетний Клем узнал, что Джун не включила его в свое завещание, он забрал Агнес и покинул Торнфилд. С тех пор Джун лишь однажды получила весть от него: девять лет назад, когда, как теперь догадывалась Джун, родилась Элис, в Торнфилд прибыла посылка, адресованная Джун и подписанная рукой ее сына. Тогда она поступила так же, как сейчас: удалилась в свою комнату с фляжкой виски.
Джун села на кровати, достала фляжку из кармана, отвинтила крышку и сделала большой глоток. Она пила, пока виски не остановило дрожь в конечностях и не смягчило напряжение в шее. После того как руки перестали трястись, Джун залезла под кровать, нащупала старую потрепанную коробку и вытащила ее. Она сняла крышку, осторожно извлекла деревянную фигурку, вырезанную вручную, и бережно уложила ее на руках. Это был младенец, с таким же ртом, похожим на розовый бутон, и большими глазами, как у чада, спавшего в комнате прямо над ней; этот же уютно прикорнул в кровати из жестких листьев и цветов-колокольчиков. Внутри каждого цветка шли полоски, а у основания были желтые пятнышки.
– Оставленная любовь, – проговорила она с горечью.
Значение:Приветствие незнакомцу
Geleznowia verrucosa / Западная Австралия
Небольшой куст с крупными желтыми цветами. Любит солнце, легко переносит засуху, нуждается в хорошо дренированной почве. Может расти в небольшой тени, однако большую часть дня должен находиться на солнце. Прекрасно подходит для букетов, но капризен в размножении и росте, а потому встречается редко.
С первыми лучами солнца Джун встала, надела свои бландстоуны и неслышно прошла через дом к задней двери. Снаружи мир был прохладным и синим. Она плохо спала, даже после того, как осушила фляжку с виски. На самом деле хорошо она не спала уже несколько десятков лет. Особенно после того, как Клем ушел. Джун уперлась подбородком в грудь и стала изучать трещины и потертости на своих ботинках. Она себя не пощадила, положив резную фигурку ребенка и веточку простантеры на прикроватную тумбочку. Она искала наказания, и бессонница стала им.
Когда небо просветлело, Джун обошла дом и направилась к сараю, где она взяла секатор и корзину, после чего пошла через поля к парникам с полевыми цветами. Утро было наполнено жужжанием пчел и прорезающимися время от времени трелями сороки.
Внутри парника воздух был душистым и влажным. Джун вздохнула свободнее. Она пошла в отдаленную часть парника, где уже цвели простантеры, и вынула секатор из фартука.
Торнфилд всегда был местом, где растения и женщины расцветали. Каждая женщина, приходившая в Торнфилд, получала шанс ожить и воспрянуть вновь после всех невзгод. После ухода Клема Джун бросила все свои силы на то, чтобы превратить Торнфилд в процветающий край – край покоя, безопасности и красоты. Это все, что она могла сделать, чтобы оправдать свое решение не передавать своему переменчивому сыну по наследству цветы, взращенные потом и кровью женщин, бывших здесь до нее.
Твиг была первым прибывшим Цветком. После того как правительство забрало ее детей, от нее осталась лишь тень женщины, которой она когда-то была. Каждому нужно свое место и нужен кто-то, – сказала ей Джун в первую ночь в Торнфилде. И с тех пор Твиг всегда была рядом с Джун, какие бы сюрпризы ни подкидывала им жизнь. Как и прошлой ночью, когда ей пришлось напомнить Джун, что странный безмолвный ребенок, спавший в звонарне, заслуживал того же, что и любая женщина, работавшая на цветочных полях Джун. Пусть даже это была дочь Клема.
Джун знала, что Твиг была права. Но ее душил страх. Некоторые вещи она не готова была раскапывать. Она была бы счастлива, если бы они остались лежать на прежнем месте и гнить. От одной мысли о том, чтобы поговорить с Элис о ее отце, во рту у Джун пересыхало, словно слова обращались в пыль, как только их собирались произнести.
