Правда была в том, что это ее собственный искривленный способ, каким Тетя Вэл, вероятно, пыталась приободрить меня новой одеждой. С Софи это, возможно, сработало бы, но как она могла не понять, что это не сработает со мной?
Вдруг после разгневанных слов, я разделась и бросила заимствованных шмотки в кучу в углу комнаты, а затем, вскрыв пятикомплектную пачку белья, схватила первую пару. Потом я порылась в сумке в поисках чего-нибудь, что не выглядело бы в стиле Марты Стюарт под домашним арестом. Лучшее, что я нашла это фиолетовый костюм для бега на самом дне кучи. Я его одевала только однажды, я осознала, как ткань сверкает на свету.
Великолепно. Я психованная и блестящая. И в сумке ничего другого не было. Никаких книг и никаких паззлов. Не было даже какого-нибудь бесполезного журнала Софи. С сердитым вздохом, я потопала в нижний холл в поисках какой-нибудь книжки и тихого угла, избегая Паула или любого другого из помощников, чтобы не пришлось комментировать эпическое бедствие моего гардероба.
* * *
После ужина, Тетя Вэл и Дядя Брендон прошли через дверь рядом со станцией медсестер, оба с пустыми руками; они должны были вывернуть свои карманы и передать кошелек Тети Вэл охраннику. Таким образом, у меня не было бы соблазна убить кого-нибудь с помощью ее блеска для губ и пачки бумажных салфеток.
Видеть их там было все равно, что видеть своего отца, приезжавшего домой на Рождество. Часть меня была так зла на них, за то, что оставили меня здесь, что мне хотелось орать до хрипоты или совсем их игнорировать. Что угодно, что причинило бы им такую же боль, как они мне. Я хотела, чтобы им было страшно и одиноко, чтобы у них не было даже такого удобства, как собственная одежда.
Но другая часть меня хотела обнять их так сильно, что я уже практически чувствовала руки вокруг себя. Я хотела почувствовать на них запах внешнего мира. Мыло, которое не выдавали в крошечных бумажных пачках без запаха. Еду, которую не давали на именных, тяжелых пластиковых подносах. Шампунь, который не нужно было заказывать у стойки медсестры, а потом отдавать вместе с чувством собственного достоинства.
В конце концов, я могла только стоять там и смотреть, ожидая, когда они сделают первый шаг.
Дядя Брендон начал первым. Может быть, он не мог сопротивляться нашим текущим кровным связям (я и тетя Вэл не были родственниками по крови и вообще ими были только из-за брачных уз). В любом случае, дядя Брендон обнял меня так, как будто может больше не увидеть меня снова, и мое сердце из-за этой мысли пропустило удар в панике. Потом я отступила в сторону и похоронила лицо в его рубашке, пахнущей его лосьоном после бритья и любыми весенними ароматизированными листьями тети Вэл.
— Как ты, милая? — спросил он, когда я наконец-то отстранилась, что я смогла увидеть его лицо, грубое от вечерней щетины.
— Если я еще не сумасшедшая, то буду после одного дня, проведенного здесь. Вы должны забрать меня домой. Пожалуйста.
Тетя с дядей обменялись хмурым взглядом, и мой желудок упал куда-то на уровне моих коленей.
— Что?
— Давайте присядем.
Каблуки тети Вэл цокали на всем пути до общей комнаты, где она оглянулась и выглядела так, будто хотела отказаться от своего предложения. Несколько пациентов сидели, уставившись в телевизор, большинство смотрело с полубезумным видом. Еще двое собирали паззлы, а один худой парень, которого я еле видела, спорил с родителями в дальнем углу.
— Пошли. — Я повернулась в направлении женского коридора, ожидая, что они пойдут за мной. — У меня нет соседки. — В комнате я упала на кровать, поджав ноги под себя, и дядя Брендон сел рядом. Тетя Вэл неохотно села на край единственного стула. — В чем дело? — спросила я, когда они посмотрели на меня.
— Помимо очевидного. — Заговорил первым дядя Брендон. — Кейли, тебя не отпустили. Мы не можем забрать тебя домой, пока доктор тебя не осмотрит.
— Почему нет? — я до боли сжала челюсти. Я смяла руками одеяло. Я чувствовала, как свобода ускользает от меня, как вода сквозь пальцы.
— Потому что ты пыталась разодрать себе горло посреди Сирс. — нахмурилась тетя Вэл, как будто это было очевидно.
