— Можно я возьму машину? — спросила Джейн.
Сильви мыла тарелки из-под торта. Раковина была полна воды, и руки Сильви погружены в нее по локти.
— Я не знаю, вписана ли ты в страховку.
— Страховку?
— Она на мамино имя.
— Но ты же ездишь на ней?
— Да, потому что я живу в этом же доме.
— Ну, — сказала Джейн, улыбаясь, — у меня все еще есть здесь комната. Страховая компания не знает, может, что я переехала обратно домой. Думаю, если что, мы можем просто сказать, что я тоже здесь живу. Что случилось с твоей машиной?
— Я продала ее, — сказала Сильви, передавая Джейн тарелку, чтобы та вытерла ее. — Когда я уволилась из библиотеки, нам пришлось потуже затянуть ремни.
— Ты любила ту машину, — сказала Джейн.
Три года назад вместо рождественской открытки сестра прислала ей свою фотографию в красной шапке Санта-Клауса около старого зеленого «MGB» с опущенной крышей.
Сильви передернула плечами:
— Мамина машина нормальная. Главное, что она ездит. Кабриолет все равно был не особо практичным.
Джейн вытерла последнюю тарелку. То, что Сильви продала такую замечательную машину — английскую, экстравагантную и непрактичную, — сильно удивило ее. Джейн была счастлива, что Сильви ездит на такой романтичной машине, а теперь узнала, что та избавилась от нее.
— Так ты не против, если я возьму машину? — снова спросила Джейн.
Сильви ставила тарелки в буфет. Ее губы были плотно сжаты, как будто она не могла придумать другой причины, почему Джейн не может взять машину. Джейн молча ждала, облокотившись на стол.
— Нет. Но это твой первый день дома… я думала, ты устала. Если хочешь — бери.
Джейн взяла ключи и устремилась к двери. Она сняла с вешалки свой кожаный пиджак, накинула его на плечи. Ее сердце сжималось, она знала, Сильви ждет, что сестра позовет ее с собой.
— Куда ты, кстати? — спросила Сильви, — уже темнеет…
— Просто проедусь. Осмотрюсь немного, — ответила Джейн, сжав ручку двери. Если она обернется и посмотрит Сильви в глаза, то придется все же позвать ее. Сердце начало колотиться. Она знала, что Сильви хочет спросить еще о чем-то или предупредить ее. Но она не обернулась, и прежде, чем Сильви произнесла хоть слово, Джейн выскользнула наружу.
В небе стояла полная луна, ее серебристый диск просвечивал сквозь кроны деревьев. Дилан провозился в саду допоздна, стремясь переделать как можно больше дел, прежде чем сок снова заструится по веткам деревьев. Он провел весь день, отпиливая мертвые и поврежденные сучья, отсекая неправильно растущие ветки.
Даже в темноте, лишь при свете луны, он мог полюбоваться деревом, над которым только что закончил трудиться, оно приобрело идеальную форму — никаких сухих веток в кроне.
Возрождение яблоневого сада стало для Дилана символом восстановления мирового порядка. Ему казалось, что он претворяет в жизнь теории идеализма. Превращает что-то дикое, разросшееся, опасное в нечто совершенное. Дилан помнил время, когда у него самого были столь прекрасные идеалы. Сочетание надежды и глупости в космических масштабах.
Подняв пилу и перекинув ее через плечо, он медленно побрел к дому. Земля была еще слишком твердой, и, наступая на камни, он чувствовал острую боль, пронзающую его поврежденную ногу. Иногда он мог даже почувствовать разрывную пулю: в тканях плотно «засели» металлические осколки. Он велел себе прекратить жаловаться и подумать об Изабелл. Его мысли смешивались, проносились в голове на огромной скорости. Еще один день в саду. Полное одиночество. Если бы ему было с кем побеседовать, продолжались бы эти странные разговоры с самим собой?
Дилан подумал, не зайти ли ему в гости к брату. Он жил совсем рядом, всего в полумиле отсюда. Дилан всегда очень серьезно относился к родственным узам. Ужин уже прошел, должно быть, Эли заканчивает мыть посуду, а Шерон помогает Хлоэ с ее домашней работой.
При этой мысли он вздрогнул, осознавая, что сейчас, пожалуй, не время для визита. Вид Хлоэ, возбужденной из-за теста по истории, или отметок, или еще чего-то, происходящего в ее жизни, мелодия, которую она играет на скрипке, с этим сводящим с ума: «Дядя Дилан! Послушай-ка! Моцарт», — все это было больше, чем Дилан иногда мог выдержать. Сегодня, когда пришла весна и воздух вновь наполнился воспоминаниями об Изабелл, он точно не выдержит.
