Девушка оказалась на месте. Зиновий увидел ее возле другой кровати. То же грязное белье. Она его меняла с каким-то внутренним отторжением, если не сказать отвращением. На прелестном личике – кислая недовольная гримаса. И все равно, она самая красивая…
– Помочь? – неожиданно предложил он.
– Чего? – с еще большим недовольством спросила она.
– Ну, я подумал…
– Ты свет чинишь, ну и чини…
– Так и без него светло, – попытался пошутить Зиновий.
– Ну, светло. Пока день, светло.
– Светло, покуда вы здесь! – вне себя от волнения выпалил он.
– Тьфу на тебя! – хмыкнула она и повернулась к нему спиной.
Ну хотя бы капелька интереса во взгляде проявилась! Но нет ничего! Не нужен ей какой-то там электрик…
Он печально вздохнул и подошел к выключателям. В комнате свет есть, в прихожей тоже. А санузел так и остался темным. Значит, лампочка перегорела. От этого и предохранитель «вынесло»…
Зиновий заменил лампочку, но свет так и не зажегся.
– Плохо, очень плохо, – посетовал он.
– Что ты там сказал? – откликнулась девушка.
– Плохо, говорю. В комнатах свет есть, а в туалете нет…
– Ну и что?
– Предохранители самодельные, на перепад напряжения не реагируют. Где-то в стене провод сгорел.
– Ну и что?
– Да стену долбить придется…
– Уши ты мне уже выдолбил, – хмыкнула горничная.
Она уже закончила с кроватями. Но в комнате надо еще пропылесосить и пыль стереть. Да и в туалете обычно убираются.
– Ты мне скажи, пылесос работать будет?
– Будет! – в наивной улыбке растянул рот Зиновий.
– А чему ты радуешься? – огорошила его красавица. – Мне ж теперь напрягаться придется.
– А хотите, я вам помогу! Пропылесосить, пыль протереть…
– Ты что, тимуровец?
– Нет.
– Да и я вроде бы не бабушка. Или выгляжу старо?
– Нет, как раз наоборот! Очень хорошо выглядите…
– Зато соображаю туго, – усмехнулась она. – Что ты про стены говорил? Долбить их надо, да?
– Ну да.
– А это грязь, пыль?
– Грязь, пыль…
– Ну и зачем я должна здесь убираться? Ты сейчас долбить будешь?
Только она это спросила, как в номер зашла Люда. А слух у нее, как назло, такой же острый, как и язык.
– Это кто там кого долбить собирается? – трубным гласом всколыхнула она воздух.
Увидела горничную, и без того красное лицо Люды пошло пунцовыми пятнами.
– Ах, вот оно что! – взвыла она.
– Эй, ты чего? – возмутилась девушка.
– Курва ты белобрысая, вот чего! Чем ты тут, шалава, с моим мужем занимаешься?
– С твоим мужем?! Ой, не могу! Я думала, это твой сын! – оскорбительно засмеялась красавица.
– А мне все равно, что ты думала, шаболда ты пучеглазая! Еще раз увижу с Зиной!
– С кем?
– С мужем моим!
– Так он еще и Зина? Сумасшедший дом!
– Заткнись, потаскуха!
– От потаскухи слышу!
– Что ты сказала?
– Что слышала!
Без всякого страха перед грозным видом разгневанной жены девушка смело шагнула ей навстречу так, что заставила посторониться. Насмешливо глянула на Зиновия.
– Пока, Зиночка! Будь умницей, маму не обижай!
– Ты… Ты больше здесь не работаешь! – крикнула ей вслед Люда.
– Да катись ты, морда!..
Красавица ушла, хлопнув дверью. Хотел бы сейчас Зиновий оказаться рядом с ней. И даже не потому, что был не прочь остаться с ней навсегда. Он боялся гнева разъяренной жены, который грозил выплеснуться на горничную девятибалльной волной.
– И что ты мне скажешь, сволочь ты патлатая?! С девками шашни крутишь, да? Не стыдно?
– Во-первых, я тебе не сволочь… – начал было, но затих Зиновий.
Смысла не было оправдываться. Все равно Люда будет думать по-своему.
– А во-вторых? – рявкнула она.
– Э-э, не было ничего… Здесь в туалете свет не горит, а она убирала…
– Значит, вместе свет чинили?
– Нет! Да хватит тебе! – чуть ли не взмолился он. – Не нравлюсь я ей! Неужели непонятно?
– А ты что, спрашивал у нее, нравишься ты ей или нет? Спрашивал, кобель паршивый?
– Нет! По глазам видно, что не нравлюсь.
– А в глаза ей зачем смотрел? Что, влюбился?
– Нет! Мы с ней просто разговаривали…
– Сначала просто разговаривают, а потом дети… Ладно, с ней я еще разберусь. А ты учти, еще раз застукаю тебя с кем-то, мало не покажется!
Вечером Люда каялась в своей несдержанности, а ночью – через постель – просила у Зиновия прощения. Он ее прощал, но думал о прекрасной горничной. Думал, потому что не мог о ней не думать…
