Полкан терпит. Лев Сергеевич закуривает и выдыхает ему в лицо едкий дым:
– Ну что твои казаки?
Полкан жмет плечами, притворяется, что не понимает.
– А что мои казаки?
– Тушенку они нам везли, вроде. Крупу еще. Они просто как-то мимо меня отгрузили, понимаешь, вот я и спрашиваю. Хотел завтра людям гречки с тушенкой на ужин сварганить. Вот и спрашиваю. Наша-то – все, тю-тю. Вся на торжественный прием ушла. Вот и спрашиваю, ага.
– Слушай! Ну что ты как этот… Чего прилип, как банный лист…
– Погоди-погоди… Погоди-погоди-погоди… Ты что глаза-то прячешь, а, Сергей Петрович?
– Слушай, Лева… Ты сам ведь понял все уже, что ты мне душу морочишь?
– Я еще ничего, Сергей Петрович, не понял. Я вот к тебе специально пришел, чтобы разобраться. Я тебе вопрос задал – а ты мне говори. Где? Наша? Тушенка?
– Не было там нашей тушенки. Не было у них нашей тушенки. У них только с собой провиант в экспедицию. Для нас будет другая поставка, потом.
– Потом будет суп с котом. Куда им такую прорвищу жратвы? Ты видел, сколько там?
– Видел я все. Видел! Ну а их вон – тридцать молодых здоровых мужиков. И хер знает, на сколько они едут, и куда! Чего они там жрать-то будут, за мостом? Может, там все отравлено… Надо и в их положение войти!
– В наше положение тебе входить надо, Сергей Петрович! В наше! Я говорил тебе, что у нас припасы на исходе? Говорил. Ты обещал с москвичами разобраться? Обещал. Ты за своих, за наших вон людей в ответе, а не за этих залетных.
Полкан тоже делает себе курево из зеленой тысячной. Прикуривает у повара. Делает затяжку – нервно.
– Ты не слушал его, что ли? Лева! Это же дело государственной важности! Границы двигаем! Возрождение! Собирание земель!
– Я-то все слышал.
– Ну, а что тогда?!
– А то, что не дай бог, они там еще кого-то присоединят, вот что.
– Это почему еще?
– Пока мы тут крайними на железке сидели, нам хоть довольствие человеческое полагалось – и то они его жилят. А если границу далее двинут, на самообеспечение перейдем, понял? Друг друга то есть кушать будем.
Полкан цыкает зло, но одноглазого повара не прогоняет. Тот жмурит свой глаз, чтобы дымом не ело.
– Позвони им, Сергей Петрович. В Москву. Поставь вопрос ребром.
– Я позвоню.
– Сейчас позвони. При мне. Куда ты там обычно им… Вон в то управление.
– Не буду.
– Тогда сегодня иди и сам готовь. Не знаю, из чего, но готовь сам.
Полкан затягивает внутрь остаток самокрутки, швыряет в пепельницу обгорелую бумажку. Плюет туда же тягуче. Потом раздраженно хватает трубку с двуглавым орлом.
– Ладно, хер с тобой.
Нажимает кнопки. Пиликают они фальшиво. Он ставит на громкую связь. Гудок из динамика идет слабый, неровный, как будто звонят не в Москву, а по медным проводам куда-то в далекое прошлое. Ждать заставляют долго – минуту, наверное, но Полкан не сдается. Крутит себе еще одну папиросу, тратит время с пользой. Наконец, клацает что-то, и далекий голос шелестит:
– Центральная.
– Это Ярославский пост. Полковник Пирогов. Мне с тылом бы, восточное направление. Ярцева.
– Ярцева нет.
– Ну дайте, кто есть. Заместителя его или там… Ну?
– Подождите.
Полкан смотрит на Льва Сергеевича в упор, раскуривается по новой. Ждет, как было сказано. Через две минуты отвечают:
– Управление тылового обеспечения.
– Полковник Пирогов, Ярославль. Я по поводу довольствия.
– Слушаю.
– Нам задерживают сильно.
– Ярославль? Запишу, разберемся.
Лев Сергеевич криво усмехается. Полкан разводит руками: вот, мол.
– Послушайте… Мне это уже третью неделю говорят. Каждый раз звоню и каждый раз это от вас слышу.
– Я записал. В течение недели-двух отправим.
Лев Сергеевич кивает Полкану: ага, держи карман шире.
– Третий раз про эту неделю слышу. У меня провизия на исходе.
– Больше ничем не могу помочь.
– Ярцева дайте мне!
– Ярцев на совещании.
– Дайте, кто не на совещании!
Повар показывает Полкану большой палец: так их, жги!
– Я не уполномочен…
– Я с кем разговариваю?
– Капитан Морозов.
– Давай сюда старшего, Морозов, сукин ты сын! Это ты там в Москве жопу греешь, а мы дерьмом дышим, дерьмо заместо воды глотаем, а ты нам еще и жрать его предлагаешь?!
Капитан Морозов пропадает, но гудки идут не рваные, как если бы он бросил трубку, а томительные: ожидайте. Ожидайте. Ожидайте.
