Сайрус Миллер свирепо уставился в бумагу. То, что он прочел, ему не нравилось, но он знал, что это правда. В последние четыре года ему как главе фирмы, занимающейся добычей и переработкой отечественной нефти, пришлось особенно тяжко, и никакие закулисные переговоры в Вашингтоне не смогли убедить конгресс предоставить нефтепромышленникам для разработки арктические заповедные земли на Аляске — самый многообещающий в смысле новых месторождений район. Вашингтон был Миллеру отвратителен.
Миллер взглянул на часы. Половина пятого. Он нажал кнопку настольного пульта, и тиковая стенная панель в противоположном конце кабинета, бесшумно отъехав в сторону, открыла 26-дюймовый экран цветного телевизора. Миллер включил канал новостей Си-эн-эн: передавали главный сюжет дня.
Воздушный лайнер номер один находился как раз над посадочной полосой военно-воздушной базы Эндрюс близ Вашингтона; на какую-то секунду он словно бы завис в воздухе, затем его колеса мягко коснулись гостеприимного бетона, и он снова оказался на американской земле. Пока лайнер замедлял ход, разворачивался и подъезжал к зданию аэропорта, на экране появилась физиономия болтливого ведущего, который повторил рассказ о речи, произнесенной президентом в Москве двенадцать часов назад, перед самым отлетом.
Как будто для того, чтобы подтвердить его сообщение, телережиссер в течение десяти минут, пока «Боинг» останавливался, снова показал говорящего по-русски президента Кормака (его речь сопровождалась английскими субтитрами), восторженные лица служащих аэропорта и милиционеров, а также Михаила Горбачева в обнимку с президентом. Мутновато-серые глазки Сайруса Миллера смотрели не мигая: даже уединившись в кабинете, он скрывал свою ненависть к патрицию из Новой Англии, который год назад неожиданно вырвался в лидеры, а затем и в президенты и теперь делал такие шаги к разрядке между Америкой и Россией, на какие не осмеливался даже Рейган. Когда на экране президент Кормак появился в дверях самолета и зазвучала приветственная мелодия, Миллер с отвращением выключил телевизор.
— Коммунистический подпевала! — буркнул он и снова взялся за доклад Диксона.
«В сущности, даже двадцатилетний срок, в течение которого сорок одна страна (за исключением десяти ведущих) исчерпает запасы нефти, не играет большой роли. В последнем отчете Гарвардского университета утверждается, что к 1999 году цена нефти достигнет 50 долларов за баррель (по курсу 1989 года) вместо сегодняшних 16 долларов. Отчет этот был положен под сукно, несмотря на то что он содержит ошибку в лучшую сторону. Трудно представить, какой кошмар начнется в стране, если население узнает об этих ценах. Что будут делать американцы, если им придется платить 2 доллара за галлон бензина? Как поступят американские фермеры, когда узнают, что они не в состоянии откармливать свиней, собирать урожай и даже обогревать свое жилье в холодные зимы? Мы окажемся перед социальной революцией.
Даже если Вашингтон решит вкладывать деньги в развитие отечественной нефтедобывающей промышленности, то наших запасов при современном уровне потребления нам все равно хватит только на пять лет. Европа находится в худшем положении: только маленькая Норвегия входит в десяток стран с запасами нефти более чем на тридцать лет, и то лишь за счет морской добычи в небольших объемах, а в остальных европейских странах нефти хватит всего на три года. Страны Тихого океана пользуются только импортной нефтью и располагают большими количествами твердой валюты. Результат? Все мы, кроме Мексики, Венесуэлы и Ливии, сможем рассчитывать на один и тот же источник нефти: шесть стран Ближнего Востока.
Нефть есть и в Иране, и в Ираке, и в Абу-Даби, но в двух странах ее больше, чем во всех остальных вместе взятых. Это Саудовская Аравия и Кувейт, причем главенствовать в ОПЕК будет Саудовская Аравия. Сегодня там добывается 170 миллиардов баррелей в год, что составляет 25 % мировой добычи, а когда тридцать одна страна выйдет из игры, эта цифра возрастет до 50 %; имея запасы на сотни лет, Саудовская Аравия будет контролировать мировые цены на нефть, держать таким образом под пятой и Америку.
