Решили идти в Келси.
Но марсиане наше решение пересмотрели.
Около часа мы трусили, двадцать минут бегом, пять минут на отдых, и нам казалось, что до Келси мы доберемся без новых неприятностей, хотя, по правде, неприятностей у нас уже было предостаточно. Потому, что попытка самостоятельно вернуться в Ниобе станет той еще работкой, не говоря уже об очевидной возможности нести на себе раненых из числа спасшихся в Келси. Беспощадное время полдня придет завтра, а о путешествии по Марсу ночью не могло быть и речи. Это планета с разреженной атмосферой, где лучи солнца бьют безжалостно. Это планета с разреженной атмосферой, где жара спадает через несколько минут после захода солнца. Полагаю, у всех нас были сходные мысли, вот только дыхания, чтобы их высказать, не хватало, когда марсиане нанесли новый удар. На этот раз чем-то иным. От двух песчаных дюн слева и справа по ходу от нас исходило золотистое свечение. Кивер в авангарде приостановился, но приостановился он недостаточно. Он двинулся вперед, и, когда он и еще двое оказались между двух дюн, сверкнула золотая молния, будто струя огня пролилась с одной вершины дюны до другой, и там, где она прошла, три человека лежали мертвыми.
Это был не огонь, на телах не было ожогов, но они были мертвы. Все мы инстинктивно открыли пальбу по верхушкам сияющих дюн из наших пламенных винтовок, но, разумеется, было уже поздно. Демари и я оторвались к правой дюне, с винтовками наготове. Мы вскарабкались на дюну и на полпути разошлись по окружности; вершина дюны была оплавлена в шлак нашим оружием, и, конечно, там не могло быть ничего живого. Но с другой стороны дюны также не было ничего живого, ничего, что мы могли увидеть. Пески были пусты.
По пути обратно к месту, где лежали тела трех человек, Демари грязно ругался. Доктор Солвейг за его спиной резко произнес:
— Хватит, Демари! Подумайте, что мы должны делать!
— Но эти подлые…
— Демари!
Доктор Солвейг выпрямился и подозвал кивком головы последнего уцелевшего нашего отряда, который бегал осматривать дюну слева, но так же безуспешно. Это был человек по имени Гарсия, я ходил с ним в патрулирование, но знал его не слишком хорошо.
— Видели что-нибудь? — спросил Солвейг. Гарсия горько ответил:
— Еще огни, док! С этого холма я видел еще два или три таких сияния по направлению на Келси.
— Я так и думал, — мрачно сказал Солвейг. — Марсиане, конечно, предусмотрели наши действия. Келси окружен ловушками, мы не сможем туда добраться.
— Ну и что это значит? — спросил Демари. — Мы не можем оставаться здесь! И даже в Ниобе мы не можем вернуться, попадем в песчаную бурю. Может вам это и по вкусу, док, но я в прошлом году видел, что делает с человеком песчаная буря.
И я тоже видел. Такой же патрульный, как и мы, по неосторожности на закате оказался посреди ничто, когда яростный сумеречный песчаный шторм пронесся с востока на запад. Человеку не прожить и часа, пока ветер не стихнет, и мельчайшие смертельные крупинки песка вновь не улягутся на поверхность раскинувшейся по всей планете пустыни. Его убил собственный респиратор. Маленькие спиральные насосы полностью засорились плотно забившимися в фильтры песчинками, и он умер от удушья.
Солвейг сказал:
— Мы идем назад. Поверьте мне, это единственный путь.
— Куда назад? Это двадцать пять миль до…
— До Ниобе, я знаю. Но так далеко мы не пойдем. У меня два предложения. Первое — пескоходы, по крайне мере в них не задохнешься. Второе — Колотые Скалы.
Мы все посмотрели на него так, будто он спятил. Но, в конце концов, он нас уговорил, всех, кроме Гарсии, который с упрямством фанатика был за машины.
Мы вернулись к Колотым Скалам, оставив Гарсию ежиться внутри первого пескохода, и чувствовали себя при этом, как греческие жрецы, приковавшие Андромеду к скале. Не то, чтобы нам стало от этого легче, но нас, по меньшей мере, было трое.
Солвейг заметил со всей уверенностью, что среди поросли Колотых Скал песчаная буря нас не тронет, там есть пещеры и тоннели, где мы втроем, прижавшись, сможем помочь друг другу дотянуть до утра живыми. Он выдвинул предположение, что, скорее всего, мы обнаружим марсиан раньше, чем они обнаружат нас. Ведь мы
