— И тем не менее, экхи благоденствуют? Не так ли?
— Это старая история. Очень, очень старая. Послушайте… Некогда экхи обитали в глубине непроходимых лесов. Было их ничтожно мало. Но и тогда уже они отличались крайней агрессивностью. Однако, на людей нападали от случая к случаю, в основном охотились на лесную живность. Жившие в лесах народы — а их было немало, потому что было много лесов — стали поклоняться экхам. Обожествлять их. Потому что экхи были жестоки, беспощадны и, следовательно, достойны поклонения.
— Это в натуре человеческой.
— Другие формы идолопоклонства удалось уничтожить сравнительно быстро. Идолов разбивали или сжигали, живых — ликвидировали. А вот с экхами покончить никак не удавалось. Было их немного, обитали они в глухих чащобах, охотились по ночам, мало кто видел их воочию — и мог потом рассказать об этом. И вот очередной император объявил, что экхи на самом деле не существует, что она — миф, предрассудок, вымысел, плод необразованности…
— Начинаю понимать.
— Потом, когда император этот стал богом, слова его вошли в Кодекс. Экхи не существует. А Кодекс не ошибается.
— И никто даже не усомнился?
— Хотел бы я посмотреть, как вы стали бы сомневаться! Ибо в Кодексе сказано: «Начало сомнения есть само сомнение, сомнение в малом есть сомнение в великом, ибо великое слагается из малого. Сомнение в великом есть сомнение в вере. Сомнение в вере есть смерть. Живет, кто верит». Захотите ли сомневаться? И еще в Кодексе сказано: «Есть то, что должно быть. Чего не должно быть, того нет». Понимаете? Кодекс не приземлен, он — не статистика, и исходит не из того, что есть и чего нет, но из того, что должно и чего не должно быть. Разве это не свидетельство его божественности?
— Знаете, меня больше не удивляет, что вы не удержали Империю.
— Думаете, из-за застылости наших воззрений? Вздор. Все люди, всегда и везде, жили и будут жить в придуманных ими системах мира. Мир ваших праотцов держался на трех слонах, мир моих — на спине гигантского Кахт — это птица наподобие вашего орла. И в каждой такой системе люди чувствуют себя вполне прилично, даже если не могут объяснить, на чем стоят слоны, куда летит Кахт, или же что такое электричество и как можно быть одновременно волной и частицей. Никто никогда не сможет сказать, что его система окончательна, что он постиг истину. Да и истина не есть ведь что-то неподвижное и вечное, она меняется, и неизвестно еще, что быстрее: процесс постижения человеком истины — или процесс ее эволюции… Так что в общем — все равно, в какой из придуманных систем мира жить, нужно только, чтобы ее признавали, а еще лучше — верили в нее. Наша система мира, основанная на вере в хранящих и направляющих нас богов, окончательно сформировалась вместе со становлением Империи, и нет ни малейшей необходимости отступать от нее. Империя — единственное государство на планете, а значит — никаких внешних веяний, никаких опережений в развитии, никаких возможностей для сопоставления, и следовательно — ни малейших поводов менять что-либо. Я говорю не о технике, конечно…
— Интересно, слов нет. Итак, Кодекс не ошибается…
— Конечно. Потому что признание даже малейшей ошибки в Кодексе есть сомнение в его… умм… нет, благодарю, закускам я попытаюсь воздать должное в другой раз… Видите, я напрашиваюсь на новое приглашение… Не волнуйтесь, припасы такого рода вы будете получать с Терры беспрепятственно и беспошлинно, я сам буду вылетать навстречу транспортам. Разве я не говорил вам, что в моем распоряжении постоянно находится прекрасный корабль, на котором можно добраться до любой нашей колонии, и даже… Да, это мой корабль! Вот мы сейчас прекрасно сидим с вами, друзья мои, а корабль между тем готов к старту в любую минуту. Империя — мир точности и исполнительности… Но о чем мы? О сомнениях в непогрешимости Кодекса? Но мы уже говорили о вреде сомнений. И поэтому все, что было верно сто и пятьсот лет тому назад, верно и сейчас.
— Глупость, даже сказанная тысячу лет назад, не перестает быть глупостью и сегодня.
— О, не всегда, дорогой мой Чрезвычайный и Полномочный, далеко не всегда… Наш мир устойчив именно потому, что стоит. В отличие от вашего, он — башня, а не двухколесный велосипед, сохраняющий устойчивость лишь в движении. И потому экха и сегодня — выдумка гнусных идолопоклонников. Ее нет. А раз нет, значит — что? Значит, мы ее не видим, ибо нельзя видеть то, чего нет. Не слышим — ибо нельзя слышать несуществующее, на это способны только больные люди, а синериане здоровы. И мы не боимся ее, поскольку кто же боится древних мифов? А следовательно, мы и не защищаемся, потому что защита есть признание, но нельзя признавать то, чего нет. Смешно, не правда ли? Кхо-кхо-кхо…
