— Вставай. Гвинед справился с этим гораздо лучше заклинаний.
Сухмет открыл глаза. Он почти сразу всё понял, и в его испуганных глазах появилось облегчение. Ещё слабо, не очень-то веря удаче, он усмехнулся, показав свои не по-стариковски крепкие и красивые зубы.
— Значит…
— И на этот раз мы победим. Я же говорил тебе, здесь работают неумёхи.
Земля качнулась под ногами Лотара, а горы рванулись вверх, закрывая небо, затянутое паутиной. Он упал на колени, потом на бок, но Гвинед не выпустил.
Он получил доказательство — в нитях всё-таки был яд. И очень мощный, если хватило пары минут, чтобы отравить его. Но теперь это было не страшно.
И ещё он подумал, что можно трансмутировать в паука и драться их методами.
Лотар пришёл в себя от запаха дыма. Его голова лежала на чём-то мягком, а руки и ноги были укутаны грубой, приятной на ощупь тканью. Ему было тепло, даже жарко.
Где-то совсем рядом рубили дрова. Интересно, подумал Лотар, откуда здесь дрова. Из лесу они вышли несколько часов назад, и ничего, кроме камня, не видели по обеим сторонам дороги… Дорога, паутина, яд. Он всё вспомнил и открыл глаза.
Прямо перед ним горел огонь. Грубые дорожные плащи, в которые Лотар был укутан, уже начинали потихоньку тлеть. По ту сторону костра Сухмет рубил обломки повозки боевой секирой убитого купца. Сухмет сразу понял, что Лотар в сознании.
— Вот и отлично. — Он вчитался в состояние Лотара и тут же палкой стал отодвигать костёр подальше. — Сейчас, мой господин, всё будет как ты хочешь.
— Сухмет, — голос Лотара удивил его самого, настолько он был слаб, — долго я был без сознания?
— Нет, мой господин.
— Говори правду.
— Два часа. — Сухмет занялся головешками. — Но теперь это ничего не значит.
— Сухмет, а мы не ошиблись? Может, против нас на этот раз играют очень сильные противники и их неумелость нам просто померещилась?
— Они в самом деле не понимают, что творят. И плохо рассчитывают, что будет потом. С той энергией, которую они затратили на создание этой ловушки и которая требуется, чтобы не пропустить сюда ветер, они могли бы придумать и что-нибудь получше.
— Откуда у них такая энергетика? Сухмет подумал, вытер невольно выступившие от дыма слезы и ответил:
— Иногда в руки не очень умелого колдуна попадает магический инструмент огромной силы. И тогда начинается такое, что не привидится и самому изобретательному идиоту.
Сухмет развёл руками. Лотар посмотрел в низкое небо, куда дым костра уносился, как песок ссыпается в пропасть.
— Хорошая идея. Принеси воды, пить хочется.
Сухмет бросился к сумке. Когда он поднёс к губам Лотара горлышко, в тонких медных стенках дружелюбно и звонко плеснулась вода. Лотар взял флягу сам. Рука его подрагивала, но он знал, что уже завтра и думать забудет об отравлении. Его тело, которое могло трансмутировать в дракона, уже восстанавливало свою жизненную силу.
Вода остудила жар. Лотар вытер губы и с сожалением вогнал в горлышко пробку.
— Как ты думаешь, имеет смысл трансмутировать в паука и драться по их правилам?
— Ни в коем случае, господин мой. — Сухмет взял флягу и отставил в сторону. — Чтобы выбрать подходящий вид паука и научиться драться наиболее эффективным методом, нужно немало экспериментировать. Если бы ты так поступил, я не дал бы за твою жизнь…
Лотар улыбнулся.
— Правильно. В новом теле — другая пластика, и мозг довольно трудно привыкает к этому.
Сухмет выпрямился, опустил руки и очень смиренно произнёс:
— Мой господин, я должен признать, что ты действовал наилучшим образом, а вот мои советы привели бы тебя к гибели.
Лотар слабо махнул рукой.
— Всё обошлось, Сухмет.
— Нет, господин мой, я должен…
— Нет! — рявкнул Лотар как мог. — Не заставляй меня тратить силы впустую.
Старик поклонился.
— Слушаю, мой господин.
— И вообще, мне не хочется, чтобы ты так меня называл. Я никакой не господин тебе, ты получил свободу в тот день, когда мы встретились.
Лицо Сухмета стало несчастным, в его узких глазах появилась печаль.
— А как я должен называть тебя, господин?
— Хотя бы по имени. А если наберёшься смелости, называй как остальные — Желтоголовым.
— Господин, не наказывай меня так, я не могу и не хочу… Даже приказа твоего я не послушаю.
