– Да нет же, тетушка, все хорошо, слава Аллаху, – отвечала Нахва.
Тут вмешался Салим:
– А знаешь, мам, отчего душа Нахвы сегодня пищу не принимает?
– Отчего?
Салим заметил, что Нахва улыбается, словно уже догадалась, что он решил над ней подшутить.
– Это она за меня переживает, как бы со мной завтра чего не случилось.
– Да не допустит такого Аллах, сынок, да вырастет вокруг тебя стена Соломона.
– Все мы ростки на земле Аллаха, и она тоже, да пребудет Он во славе, Создатель наш. На Него одного уповаем и к Нему одному воздеваем руки, – отвечал Салим. – Но Нахва, хочу сказать, никогда прежде так за меня не переживала. Стоило ей только поменять после помолвки свое имя, как перед каждой схваткой у нее стал пропадать аппетит.
Нахва, улыбаясь, подхватила его шутливый тон:
– Так ведь и ты никогда прежде за меня так не боялся. Не ты ли назвал имена троих, которым велел меня защищать? Ты ведь знал, что я организую женщин против Иезекиля и что он может обойтись со мной коварно, но прежде ты не волновался за меня так сильно, как сейчас.
Все засмеялись.
– Аллах делает то, что пожелает, – заметил отец Салима, – и если деяния Его добрые, то хорошо, а если нет, то мы покорны Его воле. И воля Его неотвратима, да пребудет Он во славе.
– Будем уповать на лучшее, – сказала мать.
– Все будет хорошо, если угодно будет Аллаху, Господу двух миров, – поддержали ее остальные.
– Ладно, – сказал отец Салима, – еда уже совсем остыла. Поблагодарим Аллаха и давайте приступим.
– С именем Аллаха милостивого и милосердного, – произнесли все, и руки их вслед за рукой отца потянулись к еде.
А когда все наелись, вновь поблагодарил отец Салима Авдаха, а за ним повторили и все остальные:
– Слава Аллаху, Господу двух миров!
***
По дороге к шатру отца Салима спросил Иезекиль шейха румов:
– А надежную ли охрану ты оставил при башнях?
– Да, – ответил шейх, – но не в таком количестве, как обычно, немногим поменьше.
Иезекиля охватило беспокойство за хранившиеся в башнях золото и деньги.
– Хорошо бы вернуть туда несколько воинов, которые по разумению твоему могут нам не пригодиться, чтобы усилить охрану башен. А вдруг в наше отсутствие враг или разбойник решит напасть?
Шейх румов велел шести всадникам вернуться к башням. Проехав еще немного, добрались они до холма, с которого видны были шатры племени отца Салима. Взобравшись на этот холм, можно было следить за каждым движением и легко отличить всадника от пешего воина.
Знатные люди племени румов собрались вокруг шейха и Иезекиля, и шейх стал отдавать им указания:
– Разделитесь на две равные части, каждая из них пойдет на врага со стороны холма: одна колонна – с востока, вторая – с запада, – говорил он, указывая рукой нужное направление. – Мы с Иезекилем после вашего выступления останемся на холме следить за вашим передвижением и передвижением противника. Мы оставим при себе нескольких всадников для охраны и в качестве резерва и в нужный момент вмешаемся.
Шейх румов еще отдавал распоряжения, как вдруг над двумя небольшими шатрами, стоявшими по краям в лагере племени, подняли на высоких шестах флаги, словно подавая какой-то сигнал.
– Боюсь, что это условный знак, – сказал шейх. – А означает он то, что противник заметил нас еще до того, как мы появились из-за холма.
***
Салим обошел всех командиров из своих людей и лично убедился, что все указания, которые он раздал накануне, поняты верно, что все меры предприняты так, как он хотел. В общем, в том, что приготовления прошли в духе отданных им распоряжений.
Довольно глубокое русло вокруг лагеря племени было за долгие годы вымыто дождевыми потоками. Русло изгибалось как подкова, образуя нечто вроде полуострова с холмом в основании. С этого холма войска шейха румов и Иезекиль собирались сейчас спуститься, продвигаясь в сторону равнины.
Салим велел и настаивал на этом до последнего момента, чтобы всадники укрылись в том русле, а потом, разбившись по направлениям, выдвинулись по дну русла и появились по обе стороны холма и за ним, отрезав таким образом нападавшим путь к отступлению, чтобы как можно больше их попало в плен.
