Посмертное проклятие - страница 21
Если ряды приверженцев ислама, вручивших себя Господу, в Хиджазе до и после взятия Мекки были весьма немногочисленны, то после смерти пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует, число мусульман многократно умножилось. В эпоху Омейядского государства влияние их распространилось до юга Франции на западе и до Китайской стены на востоке.
Но разве те, кто слаб достоинством и не годится в пример для подражания, оставят память о себе в умах и сердцах? Разве заслуживает добрых слов шейх племени аль-Мудтарра, принять которого в качестве повелителя люди его племени оказались вынуждены после внезапной смерти его отца, хотя знали все, что он не заслуживает звания шейха и ему не соответствует? Разве оставит он добрую память о себе, тогда как в племени аль-Мухтара достойными людьми на совете и при полном согласии избран был шейхом тот, кто обладал нужными качествами для управления племенем? Возможно, именно в этом одна из причин того, что соперничество между двумя племенами не утихает.
И решили недостойные, во главе с Иезекилем, что настало самое время ловить в воде, замутненной ранее пролитой кровью, копытами верблюдов и лошадей в непрерывных столкновениях, но не доходило еще до того, чтобы одно племя напало целиком на другое, как напало племя аль-Мудтарра во главе со своим шейхом и вождями разного ранга и положения на лагерь племени аль-Мухтара.
В племени аль-Мудтарра было тревожно и неспокойно. Казалось, мыслями люди его заодно, но в сердцах их царила разрозненность. После того как Иезекиль добился от жены шейха всего желаемого, он пригласил и поселил рядом с шатрами племени немалое количество румов. Так удвоилось число людей в племени аль-Мудтарра, а может, и того более, столь велико было стремление Иезекиля сбыть как можно больше своего товара.
В такой обстановке достигла их весть о поражении шейха с воинами при нападении на племя аль-Мухтара, опередив возвращение самого шейха к шатрам своих соплеменников.
Жена шейха племени аль-Мудтарра сначала было вышла из себя, выслушав план Иезекиля, как заманить ее дочь к нему в постель, и убежала, оставив его той ночью одного. И на следующий день она не пошла к нему, но когда наступила полночь, почувствовала, что никак без него не может. Сон не шел, и она мерила шагами комнату взад и вперед.
– До сих пор не спишь, – спросила дочь, оторвав голову от подушки, – и не пошла сегодня, куда обычно?
Спросила с насмешкой, словно знала все, едва сдерживая внутри себя смех, за которым скрывалась душевная боль.
– И вчера, заметила я, вернулась ты рано, а потом до рассвета не могла уснуть.
Услышав такие слова от своей дочери Ляззы, почувствовала мать, хоть и угадывалась в них насмешка, что не было в них ни злобы, ни упрека за ее скверные деяния. В сказанном слышалось что-то отличное от прежнего ее поведения, словно сочувствие подруги, узнавшей о своей подруге такое, что разрывает ей душу. Так, по крайней мере, ей показалось, и поэтому она заговорила с дочерью:
– А ты пойдешь со мной, если я пойду?
– А что я буду там делать? Мне-то зачем идти? Мать отметила про себя, что это было сказано с изумлением, а не с осуждением.
Тогда мать рассказала дочери, что поссорилась накануне с Иезекилем и ей пришлось покинуть его дом.
Лязза не стала спрашивать о причине ссоры, сообразив, что мать, скорей всего, рассказывать о ней не захочет.
После недолгого колебания, в котором воздержанности было больше, чем неприступности, а притворства больше, чем истины, сказала Лязза:
– Пойдем, но в шатер я с тобой не войду.
– Почему же? Время уже позднее, ты замерзнешь, если останешься снаружи.
– Шатер у Иезекиля не больно-то просторен, стоит всего на двух столбах. Если я войду внутрь, это стеснит вас, – продолжала упорствовать дочь, несмотря на все попытки матери уговорить ее.
– Хорошо, но если почувствуешь, что замерзаешь, зайди хотя бы в диван.
– Не волнуйся.
Они направились к дому Иезекиля, и, войдя в шатер, жена шейха бросила ему:
– Я пришла не из-за тебя, а чтобы выбрать подарок для Ляззы.
– Товар перед тобой, выбирай, – сказал Иезекиль, открывая большой деревянный сундук.
