Сославшись на тяжелый перелет, вконец вымотавший его, Маквей предложил закончить разговор попозже и повесил трубку. Он мог бы спросить их мнение, но не стал. Они ведь его позвали на помощь, а не он их. Кроме того, если бы они считали, что он не прав, они сказали бы ему об этом. Да и вообще, он высказал всего лишь предположение.
Взяв стакан с виски, он поглядел в окно. Напротив, через улицу, стоял еще один маленький отель. Все окна были темными, только на четвертом этаже пробивался тусклый свет. Кто-то читал, а может, заснул, читая, а может, уходя, забыл выключить свет и еще не вернулся. А может, в комнате лежало мертвое тело, ожидая, пока его обнаружат утром. Так уж устроен мозг детектива: начнешь перечислять гипотезы – и не остановишься. И только по прошествии какого-то времени наступает момент, когда ты знаешь, что происходило в комнате, прежде чем ты вошел, что ты там можешь найти, какие люди там находятся и что они замышляли.
Но в деле с отрезанными головами не светилось даже самое тусклое окошко. Если повезет, может, оно появится позже. Окно, за ним комната, а в ней – убийца. Но прежде всего нужно установить личность жертвы.
Маквей допил виски, потер глаза и посмотрел на запись, которую сделал раньше. Он уже отдал соответствующие распоряжения.
ГОЛОВА / ХУДОЖНИК / НАБРОСОК / ГАЗЕТА / УСТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ.
В пять часов утра парижские улицы еще пустынны. Метро открывалось в пять тридцать, поэтому Анри Канарака подвозила на работу Агнес Демблон – главный бухгалтер булочной, в которой Анри работал. Каждое утро ровно в четыре сорок пять Агнес подъезжала к его дому на своем белом «ситроене» пятилетней давности. И каждое утро Мишель Канарак смотрела из окна спальни, как ее муж выходит на улицу, садится в «ситроен» и уезжает с Агнес. Потом Мишель затягивала потуже халат, шла обратно в спальню, ложилась и начинала думать об Анри и Агнес. Сорокадевятилетняя Агнес была старой девой, бухгалтершей в очках и представить, что она могла кому-то понравиться, было просто невозможно. Неужели Анри находит в ней что-то такое, чем не обладала Мишель? Мишель была намного моложе, в тысячу раз интереснее, про фигуру и говорить нечего, с сексом (она точно знала) у них все обстояло прекрасно – потому-то она в конце концов и забеременела.
Но Мишель не имела понятия (а Анри никогда не говорил ей) о том, что именно Агнес, и никто другой, устроила его на работу в булочную-пекарню. Агнес заставила хозяина взять Анри, а ведь у того не было ни малейшего опыта в пекарском деле. Хозяин – маленький раздражительный человечек по имени Лебек – не выразил большого желания брать на работу новенького да еще тратить время на его обучение, но ему пришлось изменить свое мнение после того, как Агнес пригрозила, что немедленно уволится. А такого бухгалтера, как она, найти было нелегко – ведь Агнес знала, как обойти законы по части налогов. Итак, Анри Канарака приняли на работу, и он быстро освоил новую профессию. На него можно было положиться, и он не требовал все время повышения зарплаты, как остальные. Другими словами, новичок оказался просто идеальным работником, и Лебек не имел претензий к Агнес за то, что по ее настоянию принял Анри в свою «команду». Единственное, что ставило Лебека в тупик, это почему Агнер готова была бросить работу ради такого обыкновенного, ничем не примечательного человека, как Анри Канарак. На его попытки выяснить это она отрубила: «Да или нет, месье Лебек?» Совершенно непонятно.
Агнес сбросила скорость, ослепленная встречной машиной, и взглянула на Канарака. Когда он садился в «ситроен», она заметила синяки на его лице; теперь, в свете фар проносящихся мимо машин, синяки казались еще безобразнее.
– Опять напился. – Голос Агнес звучал холодно, почти с ненавистью.
– Мишель беременна, – сказал он, глядя вперед на желтые огни, разрезавшие темноту.
– Ты напился с радости или с горя?
– Я не напивался. На меня напал какой-то тип.
– Какой тип? – Она повернулась к нему.
– Я никогда его раньше не видел.
– И что ты сделал?
– Я убежал. – Канарак не отрывал глаз от дороги.
