Фотографии изображали здание в средневосточном — или даже русском — стиле, с башенками и куполами в форме луковиц.
— Мне тоже. — И против воли я добавила: — Хотелось бы побывать там. Спорю, у них есть замечательные футболки.
— И спорю, стражи не станут искать нас там, — сказал он с озорным блеском в глазах.
Я даже не пыталась сдержать смех, представив себе, что мы, беглецы, всю оставшуюся жизнь живем в Кукурузном дворце. Библиотекарша бросила на нас сердитый взгляд, я унялась и передала книгу Дмитрию. Он тоже открыл книгу наугад. Сан-Паулу, Бразилия. Потом опять моя очередь: Гонолулу, Гавайи. Снова и снова мы передавали друг другу книгу и вскоре уже лежали бок о бок на полу, продолжая воображаемое путешествие по миру. Наши руки и ноги слегка соприкасались.
Если бы кто-то сказал мне сорок восемь часов назад, что я буду лежать с Дмитрием на полу библиотеки, изучая книгу о путешествиях, я ответила бы, что это чистое безумие. Почти таким же безумием было осознавать, что мы с ним делаем что-то в высшей степени обычное и несерьезное. С тех пор как мы впервые встретились, наша жизнь протекала под знаком секретности и опасности; фактически и сейчас эти темы в ней преобладали. Однако на протяжении этих спокойных двух часов время, казалось, остановилось. Мы были в ладу друг с другом. Мы были друзьями.
— Флоренция, Италия, — прочла я. Страницу заполняли фотографии красивейших церквей и галерей. — Сидни поехала бы туда. На самом деле она хотела учиться там. Если бы Эйб устроил ей и это, думаю, она была бы готова служить ему всю жизнь.
— Она и сейчас поразительно покорна, — заметил Дмитрий. — Я плохо знаю ее, но уверен — у Эйба что-то на нее есть.
— Он вытащил ее из России, помог вернуться в Штаты.
Он покачал головой.
— Нет, тут кроется что-то большее. Алхимики преданы своей системе. Не любят нас. Она скрытна — их этому учат, — но каждая минута с хранителями для нее мучительна. Чтобы помогать нам, предавая таким образом своих руководителей, у нее должна быть очень серьезная причина. — Мы оба помолчали, раздумывая, какое таинственное соглашение мой отец заключил с ней. — Впрочем, это к делу не относится. Она помогает нам, вот что важно… и, наверное, пора возвращаться к ней.
Я понимала, что он прав, но ужасно не хотелось уходить. Хорошо бы оставаться тут, в иллюзии спокойствия и безопасности, позволить себе поверить, что в один прекрасный день я действительно увижу Парфенон или даже Кукурузный дворец. Я протянула ему книгу.
— Давай еще раз.
Он наугад открыл книгу; его улыбка угасла.
— Санкт-Петербург.
Странная смесь чувств нахлынула на меня. Ностальгия — потому что этот город прекрасен. Печаль — потому что посещение его окрашивала в темные тона ужасная задача, которую мне тогда предстояло выполнить.
Дмитрий долго смотрел на страницу с грустным видом. Я подумала, что, несмотря на свои прежние бодрые речи, он переживает то, что я испытывала в отношении Монтаны: это были старые, любимые места, потерянные для нас теперь.
Я легонько подтолкнула его локтем.
— Эй, радуйся тому, что имеешь, не забыл? Не грусти о том, чего нет.
Он неохотно закрыл книгу.
— Как это ты стала такой мудрой?
— У меня хороший учитель.
Мы улыбнулись друг другу. И тут меня осенило. Все это время я считала, что он помогает мне в побеге по приказу Лиссы, но, может быть, тут было что-то иное?
— Поэтому ты сбежал со мной? Чтобы, по возможности, посмотреть мир?
Он удивился, но совсем чуть-чуть.
— Ты не нуждаешься во мне, чтобы быть мудрой, Роза. Ты такая сама по себе. Да, отчасти поэтому. Может, когда-нибудь я и смогу вернуться, но, скорее всего, нет. После… После того как я был стригоем… — Эти слова дались ему с трудом. — Я начинаю по-новому ценить жизнь. Это требует времени, я все еще не в полной мере овладел этим умением. Мы говорили, что надо сосредоточиваться на настоящем, не на будущем, — но меня не отпускает прошлое. Лица. Ночные кошмары. Однако чем дальше я ухожу от мира смерти, тем больше ценю жизнь во всех ее проявлениях. Запах книг и твоих духов. То, как свет падает сквозь оконное стекло. Даже вкус завтрака с хранителями.
