— Забудь об этом. Я не останусь здесь.
Я сделала в сторону двери три шага и успела снять цепочку, однако Дмитрий мгновенно вскочил со своего кресла и отшвырнул меня к стене. На самом деле его реакция казалась замедленной. Я ожидала, что он остановит меня после того, как я сделаю два шага.
— Ты останешься здесь, — сказал он невозмутимо, сжимая мои запястья. — Нравится тебе это или нет.
У меня был выбор. Я, конечно, могла остаться здесь, могла проторчать в этом мотеле несколько дней — и даже месяцев, — дожидаясь, пока Лисса восстановит мое доброе имя. При условии, что Лисса сможет восстановить мое доброе имя и я не отравлюсь едой из «Закусочной». Самый безопасный вариант. И самый скучный — с моей точки зрения.
Второй вариант сводился к тому, чтобы вырваться из лап Дмитрия; это было и небезопасно, и нелегко. Проблема была и в том, что в сражении с Дмитрием я не хотела убивать его или причинять ему какой-либо вред.
Или я могла просто отбросить всякую осторожность и не сдерживать себя. Черт, этот парень сражался со стригоями и с половиной королевских стражей. Он может выдержать, даже если я выложусь полностью. В Академии Святого Владимира нам вместе приходилось участвовать в нескольких серьезных стычках. Хватит ли у меня умения, чтобы сбежать? Что ж, пора выяснить это.
Я ударила его коленом в живот, чего он явно не ожидал. На мгновение его глаза расширились от удивления — и отчасти от боли, — и я воспользовалась этим, чтобы вырваться. Я даже отодвинула засов, но, прежде чем успела коснуться дверной ручки, Дмитрий снова схватил меня, очень крепко, бросил грудью на постель и навалился всей своей тяжестью, одновременно «пришпилив» мои конечности, чтобы я не могла снова ударить его. Это всегда было моей самой большой проблемой в сражении: противники — обычно мужчины — более тяжелые и более сильные. В таких ситуациях мне помогала скорость, но в той позиции, в какой я оказалась, оставалось лишь изворачиваться. Тем не менее я боролась изо всех сил, и удерживать меня ему было нелегко.
— Прекрати! — шепнул он мне в ухо, почти касаясь его губами. — Будь благоразумна, в виде исключения. Тебе не справиться со мной.
Его прижатое ко мне тело было теплым и сильным, и я мысленно выбранила себя:
«Перестань! Сосредоточься на том, как вырваться, а не на ощущениях».
— Не я одна неблагоразумна, — проворчала я, пытаясь повернуться лицом к нему. — Ты сам угодил в ловушку благородного обещания, не имеющего никакого смысла. И я знаю — тебе не больше моего нравится бездельничать. Помоги мне. Помоги найти убийцу и сделать хоть что-то полезное.
Я перестала вырываться, притворившись, что отвлечена нашим спором.
— Мне не нравится бездельничать, но мне также не нравится необдуманно бросаться в безнадежные предприятия!
— Безнадежные предприятия — наша специальность, — заметила я.
Тем временем я пыталась оценить, насколько крепко он держит меня. Все-таки он не расслабился, но я надеялась, что разговор отвлечет его. Дмитрий слишком опытен, чтобы утратить над собой контроль. Однако я понимала, что он устал. И может быть — ну вдруг, — он будет чуть менее внимателен, поскольку это я, а не стригой.
Не тут-то было.
Я резко вскинулась, пытаясь выбраться из-под него, но сумела лишь перевернуться, прежде чем он снова прижал меня, теперь уже спиной, к постели. Так близко к нему… его лицо, губы… тепло его кожи… Да, похоже, я добилась лишь того, что оказалась в еще более невыгодном положении. Близость наших тел явно не производила на него никакого впечатления. На его лице застыло типичное выражение стальной решимости, и хотя это было глупо, хотя я понимала, что не должна чувствовать к нему того, чего он ко мне не чувствовал… Я ничего не могла с этим поделать.
— Один день, — сказал он. — Ты не в состоянии подождать даже один день?
— Может, и в состоянии, если мы переберемся в отель посимпатичнее. С телевизором.
— Сейчас не время для шуток, Роза.
— Тогда позволь мне делать хоть что-то.
— Я… не могу.
Ему явно больно было говорить это, и я кое-что поняла. Я так злилась на него за то, что он заставляет меня рассиживаться без дела и играть в безопасность, а ведь и ему самому это не нравилось. Как могла я забыть, насколько мы похожи? Мы оба жаждали действия, оба хотели приносить пользу, помогать тем, о ком заботимся. Лишь его собственное решение во всем поддерживать Лиссу вынуждало его выполнять эту работу няньки. Он называл мое возвращение ко двору безрассудством, но у меня возникло ощущение, что, если бы я была на попечении его одного — или он бы так думал, — он тоже рванул бы обратно.
