Взгляд темных глаз, в которых так легко затеряться, был прикован ко мне с этим знакомым серьезным выражением.
— Не так давно. — Он перевел взгляд на окно. — Думаю, я еще живу по человеческому расписанию. А может, просто тело хотело бодрствовать, когда взойдет солнце. Это зрелище по-прежнему восхищает меня.
Я подавила зевок.
— Ну и встал бы.
— Не хотелось беспокоить тебя.
Я погладила пальцами его грудь и удовлетворенно вздохнула.
— Это прекрасно! И что, каждый день будет такой?
Дмитрий провел рукой по моей щеке и прикоснулся к подбородку.
— Не каждый день, но по большей части.
Наши губы соединились; разлитые по комнате тепло и свет побледнели рядом с тем, что заполыхало внутри.
— Я ошибалась, — пробормотала я, когда наконец мы отодвинулись друг от друга. — Вот это прекрасно.
Он улыбнулся, что в последнее время происходило очень часто. Мне это нравилось. После нашего возвращения в большой мир ситуация наверняка изменится. Даже теперь, когда мы были вместе, Дмитрий как страж всегда оставался бдительным, всегда наготове. Но не в данный момент.
— В чем проблема? — спросил он.
Вздрогнув, я осознала, что нахмурилась, и попыталась расслабить лицо. Непрошеные, слова Адриана всплыли в сознании — о том, чтобы в следующий раз в постели с Дмитрием я подумала о тех, кому не так повезло.
— По-твоему, я разрушаю жизнь людей? — спросила я.
— Что? Конечно нет! Откуда эта идея?
— Просто я знаю, что у многих неприятности. У моих друзей, я имею в виду.
— Действительно, — сказал он. — Попробую догадаться. Тебе хотелось бы уладить проблемы всех.
Я не отвечала. Дмитрий снова поцеловал меня.
— Роза, это нормально — хотеть помочь тем, кого любишь. Но ты не в состоянии уладить все.
— Это моя работа, — немного раздраженно возразила я. — Я защитник.
— Знаю, и это одна из причин, почему я люблю тебя. Однако сейчас перед тобой стоит задача защищать одного-единственного человека: Лиссу.
Я потянулась, заметив, что раны болят гораздо меньше. Вскоре тело полностью восстановит свои функции.
— Ты подразумеваешь, что в результате мы сможем весь день провести в постели?
— Боюсь, что нет. — Он легко провел пальцами по изгибу моих бедер; казалось, ему никогда не надоест изучать мое тело. — «Они на первом месте».
Я потянулась губами к его рту.
— Но немножечко-то можно?
— Да. — Он погрузил руки в мои волосы и подтянул меня к себе. — Немножечко можно.
Никогда прежде я не принимала участия в коронации и, честно говоря, надеялась, что никогда больше не буду, поскольку за время моей жизни будет править одна королева.
Странным образом эта коронация походила на вывернутую наизнанку церемонию похорон Татьяны. Как говорили раньше? «Королева мертва. Да здравствует королева!»
Обычай предписывал будущему монарху первую половину дня коронации провести в церкви, по-видимому молясь, чтобы бог направил его, и все такое прочее. Не знаю, что происходит в случае, если монарх атеист. Скорее всего, он притворяется. У Лиссы, истинно верующей, такой проблемы не возникало; уверена, она искренне молилась о том, чтобы стать хорошей королевой.
По окончании службы Лисса во главе огромной процессии пересекла двор, направляясь в сторону дворца, где и должна была происходить коронация. Ее сопровождали представители всех королевских семей, а также музыканты, игравшие несравненно более жизнерадостную музыку, чем на похоронах Татьяны. Стражи Лиссы — сейчас их у нее было множество — шли с ней. Среди них была и я, в превосходном черно-белом костюме, с красным воротником, указывающим на мою должность стража королевы. В этом, по крайней мере, проявлялось существенное отличие от похорон. Татьяна была мертва; ее стражи присутствовали только для вида. Лисса была весьма и весьма жива, и даже не выиграй она голосование в Совете, у нее по-прежнему имелись бы враги. Мои коллеги и я были настороже.
Хотя в некотором роде это была излишняя мера предосторожности — учитывая приветственные крики зрителей. Все те, кто ночевал в палатках во время испытаний и выборов, остались и на коронацию; прибыли и новые любопытствующие. Уж и не знаю, собиралось ли когда-нибудь так много мороев в одном месте.
