Я даже не была уверена, как вообще нужно справляться с ситуацией, в которую она угодила. Лихорадочно перебирала в уме, что бы еще сказать ей, пусть бессмысленное, но доброе. И тут вмешалась Лисса.
— Я понимаю, как это странно, — сказала она, бестрепетно посмотрев в зеленые глаза Джил; это была единственная черта внешности, объединяющая сестер. Джил имела задатки будущей Эмили; в Лиссе отчетливо проступали особенности ее родителей. — Для меня это тоже странно. Не знаю, что делать.
— Чего ты хочешь? — спросила Джил.
Мне был ясен подлинный смысл вопроса. Джил интересовало, хочет ли Лисса общаться с ней. Гибель брата оказала опустошительное воздействие на Лиссу, но… неожиданно возникшая незаконная сестра не могла заменить Андрея. Я попыталась вообразить, каково это — оказаться на месте каждой из этих девушек. Попыталась и потерпела неудачу.
— Не знаю, — призналась Лисса. — Не знаю, чего хочу.
Джил кивнула, опустив взгляд, но я заметила промелькнувшее на ее лице выражение разочарования… хотя ответ Лиссы неожиданным не был.
Джил задала следующий вопрос:
— Ты хочешь… хочешь, чтобы я присутствовала на церемонии?
Вопрос повис в воздухе. А ведь это был хороший вопрос — собственно, по этой причине мы здесь и встретились. Но хотела ли Лисса этого на самом деле? Я не знала, даже внимательно вглядываясь в ее лицо. Может, она просто следовала протоколу, хотела, чтобы Джил играла подобающую ей роль? В этом случае никакой закон не предписывал Джил делать то или это; она просто должна была существовать.
— Да, — ответила наконец Лисса.
И ответила правдиво. Я с облегчением поняла это. Лисса желала присутствия Джил не просто ради соблюдения правил. Какой-то частью души она хотела, чтобы сестра вошла в ее жизнь — при всей нелегкости ситуации. Тем не менее это было начало, и, похоже, Джил поняла это.
— Хорошо. Просто объясни мне, что я должна делать.
Внезапно у меня мелькнула мысль, что юность и робость Джил были обманчивы. В ней ощущались искорки бесстрашия и мужества; искорки, которые разгорались все сильнее. Настоящая Драгомир.
Лисса явно испытывала облегчение, наверное, потому, что достигла крошечного прогресса в отношениях с сестрой. Коронация, думаю, тут была ни при чем.
— Тебе все объяснят. Честно говоря, я точно не знаю. Но Роза права. Это будет нетрудно.
Джил кивнула.
— Спасибо, — сказала Лисса, вставая; мы с Джил тоже поднялись. — Я… Я правда высоко ценю это.
Ощущение неловкости вернулось. Подходящий момент сестрам обняться, но, похоже, ни одна из них не была готова к этому, хотя обе вроде бы остались довольны результатами встречи. Глядя на Джил, Лисса все еще видела своего отца с другой женщиной. Глядя на Лиссу, Джил понимала, что вся ее жизнь перевернулась с ног на голову — жизнь, когда-то тихая и уединенная, а теперь выставленная на всеобщее обозрение. Изменить ее судьбу я не могла, но ничто не мешало мне обнять ее. Что я и сделала, не думая о своих швах.
— Спасибо, — повторила я вслед за Лиссой. — Все пройдет хорошо, вот увидишь.
Джил снова кивнула, и мы с Лиссой направились к двери. Однако голос Джил заставил нас остановиться.
— А что будет после коронации? Со мной? С нами?
Я посмотрела на Лиссу. Еще один хороший вопрос.
Лисса повернулась к Джил, хотя по-прежнему избегала ее взгляда.
— Мы… Мы должны лучше узнать друг друга. Все наладится.
На губах Джил промелькнула искренняя улыбка — улыбка, в которой была надежда. Надежда и облегчение.
— Ладно, — сказала она. — Мне это нравится.
Мне, однако, пришлось приложить усилия, чтобы скрыть недоумение. По-видимому, я была способна функционировать и без связи, поскольку с абсолютной уверенностью могла утверждать, что Лисса сказала Джил не всю правду. О чем она умолчала? Лисса действительно хотела, чтобы все наладилось, никаких сомнений, даже если пока не знала как. Но осталось нечто… мелкое, о чем Лисса не рассказала ни одной из нас. Значит, на самом деле она не вполне верила, что все наладится.
Словно из пустоты, в сознании зазвучали слова Виктора Дашкова, сказанные когда-то в отношении Джил: «Если у Василисы есть хоть какой-то здравый смысл, она отошлет ее прочь».
