Сейчас я стояла перед Дмитрием, глядя в его темные глаза, которые так сильно любила. Я приложила руки к его груди и почувствовала, как сильно, равномерно бьется сердце… может, лишь чуть быстрее нормы. Тепло проникало в меня через ладони. Он взял меня за запястья, но не оттолкнул. Лицо его выглядело напряженным, он явно преодолевал какой-то внутренний конфликт, но теперь, когда я знала — когда точно знала, — не оставалось сомнений, что он любит меня. Любит и хочет меня. Этого невозможно было не видеть.
— Ты должен был сказать мне, — заговорила я. — Должен был сказать мне это давным-давно. Я люблю тебя и никогда не переставала любить. Ты должен был понимать это.
Когда он услышал «Я люблю тебя», дыхание у него перехватило; я почувствовала, что его внутренняя борьба вступила в решительную фазу.
— Это ничего не изменило бы — ведь есть Адриан. — Его пальцы чуть сильнее сжали мои руки, как будто он и впрямь мог оттолкнуть меня; он, однако, этого не сделал. — Я действительно так считаю, Роза. Я не тот мужчина, который уводит женщину у другого. Пожалуйста, прекрати. Не усложняй все еще больше.
Я не прислушалась к его просьбе. Если он и впрямь хотел отделаться от меня, то запросто мог сделать это. Я растопырила пальцы, увеличивая соприкосновение с его грудью и жадно впитывая ощущение теплого контакта, которого мне так недоставало.
— Я не принадлежу ему.
Я слегка откинула голову, чтобы лучше видеть лицо Дмитрия. Столько эмоций, такая яростная борьба в сердце, пытающемся решить, что правильно, а что нет! Стоя так близко к нему, я чувствовала себя… цельной. Соня говорила, что два человека не могут стать одной душой, но наши изначально предназначались быть вместе. Они подходят друг к другу, как части пазла — две индивидуальности, вместе способные на нечто большее, чем каждая сама по себе.
— Я не принадлежу никому. Я сама делаю выбор.
— И ты с Адрианом.
— Но предназначена для тебя.
И это решило все. Здравый смысл, попытки сдержать себя улетучились. Стены рухнули, и все чувства, которые мы пытались загнать вглубь, вырвались наружу. Я потянулась губами к его губам, жаждая поцелуя — поцелуя, от которого на этот раз он не стал уходить. Он обнял меня и отнес на постель, одной рукой скользя по бедру и ноге, уже наполовину обнаженной, спасибо рваному платью.
Каждый мой нерв вспыхнул, я почувствовала, что желание вернулось к нему, и даже сильнее, чем прежде. После мира смерти он, похоже, стал по-настоящему ценить любовь. Более того, он имел острую потребность в ней, потребность в жизни. Потребность во мне — и не просто физическую, но в том же смысле, в каком моя душа всегда стенала по нему. То, что происходило дальше — когда одежды были сброшены и наши тела слились, — было гораздо больше, чем просто вожделение… хотя и оно присутствовало.
Быть наконец с ним после всего, что нам пришлось вынести, это походило на… возвращение домой. Как будто я в конце концов оказалась там и с тем, где и с кем мне следовало быть. Мой мир, мое сердце… все разбилось вдребезги, когда я потеряла его. Но когда сейчас он смотрел на меня, когда шептал мое имя, когда скользил губами по моей коже… я чувствовала, что все осколки можно собрать снова. И я уверилась, что поступила правильно — дожидаясь этого второго в моей жизни случая физической близости. Иметь ее с кем-то другим, в другое время… это было бы ошибкой.
Когда все закончилось, мы, казалось, все еще не насытились. Крепко обнимали друг друга, сплелись руками и ногами, как бы желая нынешней близостью компенсировать свою долгую разобщенность.
Я закрыла глаза и мечтательно вздохнула.
— Я рада, что ты сдался. Рада, что твое самообладание не так сильно, как мое.
Смех зарокотал в его груди.
— Роза, мое самообладание в десять раз сильнее твоего.
Я открыла глаза и слегка сместилась, чтобы лучше видеть его. Отвела от его лица волосы, чувствуя, что мое сердце все раскрывается и раскрывается — пока от меня наконец ничего не останется.
— Правда? Мне так не показалось.
— Подожди до следующего раза. Я заставлю тебя в с читаные секунды утратить самообладание.
