Последняя тайна - страница 6
Проводник передал Томаша в руки человеку в штатском, который повел его по Залу Льва до дальнего стола, где спиной к ним сидела женщина в строгом черно-сером костюме бюрократки и, похоже, изучала крупноформатный план здания.
— Инспектор, подозреваемый доставлен.
Подозреваемый?
Томаш хотел было обернуться и посмотреть, о ком это говорил его поводырь, но тут до него дошло, что подозреваемый — это он сам. Именно он. Слово, которым его окрестили, повергло его в ступор. Подозреваемый? В ЧЕМ подозреваемый? Что здесь происходит? Что бы это значило?
Госпожа инспектор повернулась, чтобы осмотреться, и историк испытал еще один шок, но на сей раз иного свойства. У инспектора были каштановые вьющиеся волосы до плеч, острый нос и голубые глаза удивительной глубины и прозрачности, как у Жаклин Биссет. Она была без макияжа, но казалась ему очаровательной.
— Что с вами? — спросила она, успев заметить его оторопь. — Что за лицо? Смотрите на меня, как будто перед вами дьявол!.
— Нет, не дьявол, — возразил Томаш, стараясь взять себя в руки. — Ангел!
Госпожа инспектор цокнула языком.
— Счастье-то какое привалило! — воскликнула она, закатив глаза. — Я в лотерею выиграла галантного кавалера! Впрочем, это значит, что римляне оставили в Португалии достойное наследство!
Томаш покраснел и опустил глаза.
— Извините, был несдержан.
Итальянка вытащила из внутреннего кармана жакета визитную карточку и предъявила ее посетителю.
— Меня зовут Валентина Фэрро, — представилась она официальным тоном. — Я инспектор Следственного комитета Италии.
Посетитель улыбнулся.
— Томаш Норонья, кавалер-ухажер. В свободное время подрабатываю еще профессором в Новом университете Лиссабона и консультантом в Фонде Гюльбенкяна. И за что же мне была оказана честь быть приглашенным в столь экзотическое место и в столь малоприличное время?
На лице Валентины возникла недовольная гримаса.
— Вопросы здесь задаю я. Надеюсь, возражений нет, — осадила она его строго и вперила взгляд в собеседника, не моргая, как кошка, чтобы зафиксировать его реакцию на слова, которые собиралась произнести. — Вы случайно не знаете профессора Патрисию Эскалону?
Томаш не скрыл удивления.
— Патрисию? Конечно, знаю. Это моя коллега по Университету Сантьяго-де-Компостела. Очень симпатичный человек. Из Галисии. Знаете, что галисийцы и португальцы — народы-братья? — он посмотрел на итальянку с некоторым беспокойством. — А что? Что случилось? Почему вас интересует Патрисия? Что-то произошло?
Инспектор, сузив глаза, внимательнейшим образом изучала его лицо, пытаясь понять степень искренности ответной реакции. Какое-то время она молчала, взвешивая все за и против, прежде чем сделать следующий шаг.
Наконец, решилась.
— Профессор Эскалона умерла.
Сообщение прозвучало как нежданная пощечина. Томаш вытаращил глаза и сделал шаг назад, как будто его качнуло от удара.
— Патрисия? Умерла? — какое-то мгновение он стоял, открыв рот, пытаясь переварить эту новость. — Но… но… этого не может быть! Это абсурд какой-то! Как же это… Что же случилось?
— Ее убили.
Новый удар.
— Что?
— Этой ночью.
— Но… но…
— Здесь, в Ватикане.
Оглушенный этим известием, Томаш сделал несколько нетвердых шагов и буквально рухнул на здоровенный стул, стоявший у стола с картой Ватикана.
— Патрисия? Умерла? Здесь? — он говорил отрывисто, размеренно покачивая головой, как будто пытался понять какую-то совершенно бессмысленную вещь. — Но… но… Кто? Зачем? Как? А что случилось?
Итальянка подошла неспешно к нему и провела рукой по плечу, выражая сочувствие.
— Теперь вы понимаете, почему я здесь, — сказала она. — Да и вы тоже.
— Я?
Валентина кашлянула, как случается, когда нужно обдумать вопрос.
— Знаете, при расследовании убийства человека, как правило, находится ключевая для установления истины фигура, — сказала она. — Это последний человек, с кем жертва встречалась или хотя бы разговаривала.
Томаш был все еще настолько ошарашен, что почти не реагировал на слова.
