– Но зверства… Хотя бы Ленский расстрел…
– Лисенок! – воодушевился Кирилл. – Кинь нам, сколько было жертв во время Ленского расстрела?
– Двадцать три человека.
– Кажется, ты ошибаешься, около семидесяти. Но все равно. А сколько шуму? Поколение за поколением в букварях в начальной школе, не успеют детишки раскрыть глаза, – читают про Ленский расстрел. В 1956 году в Тбилиси расстреляли из пулеметов грузинскую молодежь, положили на месте более пятисот человек, а ваше поколение, Владимир Алексеевич, об этом даже и не слыхало.
– Да, так вот… – продолжала Лиза. – Столыпин. Одиннадцать покушений. Почему, откуда? Человек делает Россию сильнее, богаче, образованнее. Он заботится о ее целостности, о ее устойчивости, о ее военном потенциале. Почему же одиннадцать покушений? Потому что они понимали: пока Столыпин у власти, никакой революции не бывать. Ведь чем сильнее Россия, чем она благополучнее, тем для них, революционеров, хуже, тем труднее ее раскачать и сокрушить. «Чем хуже, тем лучше» – это сказано Лениным. Поэтому одна задача – убить, убить и убить. И убили – в Киеве, в театре, во время оперы. На одиннадцатый раз.
– Но было же общее недовольство? Демонстрации? Уличные беспорядки? Казаки с нагайками?
– Кто сказал, что – всеобщее? Если на улицу из ста семидесяти миллионов выходило сто человек, сговорившихся между собой и подбивших на беспорядки еще сто человек, это еще – не всеобщее. Между прочим, то, что можно было выходить на улицу на демонстрации, с красными флагами, говорит о демократии тех времен. Попробуй-ка завтра выйти на улицу Горького с русским трехцветным флагом, – Кирилл захихикал. – Поглядел бы я на вас, Владимир Алексеевич, как бы вы понесли по улице Горького русский трехцветный флаг и где бы вы оказались через пятнадцать минут. Конная полиция выступала, конечно, а как же. Вдруг эти демонстранты начнут окна бить? Надо же оградить мирных жителей от бесчинств? Кстати, эти мирные жители как потенциальная контрреволюционная сила всегда объявлялись обывателями.
– Но ведь разгоняли нагайками?
– Это делалось очень просто. Идет демонстрация. Конная полиция, пускай хоть и казаки. Стоят, наблюдают. Не пускают на главную улицу. Допустим. В это время революционер-экстремист, чтобы спровоцировать большие беспорядки, стреляет из нагана в полицию. А им, с флагами, только это и нужно. Чем больше беспорядков, тем лучше. Да и не им, не всем идущим по улице, а маленькой кучке людей, которые все это организовали. Сами они, возможно, сидят на конспиративной квартире, потирают руки. Много-много, если одного своего представителя пошлют как застрельщика.
– Но все же насчет демократии звучит непривычно.
– Посудите сами, Владимир Алексеевич… Про Засулич, я надеюсь, ваше поколение слышало?
– Ну, слышали.
– В кого она стреляла и за что ее судили?
– Я уж, право, не помню. Знаю – была Засулич.
– Так вот знайте – она стреляла, если перевести на наш советский язык, в министра МВД. Ее судили. Суд присяжных ее оправдал. Исторический факт. Террористку на руках вынесли из зала суда. Попробуйте вы, живя в самом демократическом государстве мира, выстрелить в начальника МВД. И-о-хо-хо!
– Но, говорят, Россия гнила?
– Россия гнила?! – расхохоталась Елизавета Сергеевна.
И тут они обрушили на меня водопад пусть разрозненных, но одно к одному прилегающих сведений:
– Между 1890 и 1900 годами в России были протянуты все основные нитки железных дорог, которыми, кстати, мы пользуемся сейчас, крича, что мы великая железнодорожная держава.
– Был разработан профессором Вернадским план электрификации всей России, который, бессовестно присвоив, назвали потом планом ГОЭЛРО. И Днепрогэс в плане Вернадского был, и Волховская электростанция, и некоторые уже начинали строиться, в частности, на Кавказе.
– Была построена КВЖД, которую дураки потом подарили Китаю.
– К тринадцатому году в России был построен самый большой в мире самолет «Илья Муромец».
– И царские ледоколы, переименованные в «Красиных», долго еще служили советской власти. И царские линкоры, переименованные в «Маратов» и в «Парижские коммуны», долго еще состояли на вооружении советского военного флота.
