— Пей! — сказал ему сатана.
— Нет! — из последних сил закричал Филипп.
— Пей, дурак! Иначе уже через три дня твое гнилое тело будут жрать черви! Пей! — и стал насильно вливать эту ужасную жидкость барону в рот.
Де Грасси хотел ее выплюнуть, но не смог и… проглотил. Сразу в мозгу будто произошел взрыв, тело сотрясли конвульсии, и он потерял сознание.
Отшельник подошел к шкафу, взял еще один сосуд, осторожно влил раненому между губ несколько капель и поставил пузырек на место.
— Спи пока, мятущаяся душа! — приговаривал он, развязывая веревки. — В этом мире тебе не суждено обрести покой!
Он поправил под больным подушку, до подбородка укрыл его одеялом. Сам сел за стол и стал что-то писать, несмотря на кромешную темноту. Не разгибаясь, он просидел так до самого утра.
Утром в дверь тихонько поскреблись. Отшельник поднял голову — он совсем забыл про Жильбера. Он встал и открыл дверь.
— Доброго дня! — прошептал вошедший. — Как барон?
— Спит, — обычным голосом произнес отшельник. — И будет спать до заката.
— У него розовые щеки! — радостно зашептал юноша. — Щеки — с румянцем! Он выздоровеет?
— Теперь — да.
— Прости меня, — оруженосец отвесил церемонный поклон. — Ты не колдун, ты — волшебник.
— Пустое, — отмахнулся хозяин. — Только тебе придется, во-первых, на неделю покинуть его, а во-вторых, держать язык за зубами и никому не говорить, что он жив, пока барон сам тебе этого не разрешит.
— За зубами — согласен. А покинуть — как это «покинуть»? Нет, нет!
Вроде немолодой отшельник вдруг непостижимым образом оказался у оруженосца за спиной, заломил ему обе руки назад и быстро обмотал их шнуром, снятым со своего пояса. То же самое позже проделал с ногами. Юноша брыкался и звал барона на помощь, но тот спал мертвецким сном.
— Пойми, несносный мальчишка! — объяснял хозяин Жильберу. — Ты смел, ты благороден, молодец. Но все, ты уже спас своего господина. Твоя помощь уже не нужна — он тебя отблагодарит потом. Если бы я хотел вам навредить, все вы уже могли быть мертвы. Но я пожалел вас и теперь, раз уж взялся помогать, буду помогать до конца. Но ты мне мешаешь. Так что есть две возможности: или я тебя усыпляю — и ты лежишь неделю связанным в потайной комнате, или я тебя отпускаю — и ты возвращаешься сюда через семь дней и своего хозяина находишь живым и здоровым.
— Согласен, — пробурчал Тарди, у которого выбор был невелик.
— Только не отправляйся домой. То, что твой господин здесь — тайна, — напутствовал юношу хозяин, развязывая узлы обратно.
— Да и как я один вернусь — что вы говорите, — ответил Жильбер, потирая запястья, освобожденные от веревок. — Без барона мне нельзя…
— Ну и ступай пока куда-нибудь, — сказал отшельник, подталкивая юношу к двери. — Язык — за зубами. Ровно через неделю, только после заката, возвращайся…
Как только дверь захлопнулась, хозяин весь обмяк, закрыл засов, повесил на него большой замок, закрыл на ключ, потом подошел к дальней стене, поднял особым образом замаскированный в полу люк и спустился в подвал, приговаривая себе под нос: «спать, спать»…
Когда де Грасси очнулся, он увидел над собой улыбающегося отшельника. Барон потер виски и спросил:
— Добрый хозяин, у меня был то ли сон, то ли видение. Я помню твои клыки и желтые глаза. Ты пил мою кровь, а я — твою.
— Посмотри на раны, — вместо ответа сказал тот.
Филипп откинул одеяло и радостно произнес:
— Они зарубцевались! Так быстро! Но ведь это невозможно!
— У меня особая целебная кровь. Можно было дать тебе ее в склянке, выдав за лекарство, а твою выпить, пока ты спал, но я считаю, что это нечестно — ты сразу обо всем должен знать.
У барона на лбу выступили капельки пота.
— Ты — дьявол? — спросил он.
— Нет.
— Но и не человек?
— Нет.
— Тогда кто ты?
— Я — вампир.
— Как-как?
— Вампир. Представитель особого рода, питающегося кровью и живущего вечно. Мне три тысячи лет, я никогда не старею.
Барон застонал от ужаса.
— У меня — видения! Я, наверное, уже в аду.
— Ты — обращенный. Вчерашней ночью ты пережил трансформацию. Ты теперь — такой же, как я. Я научу тебя выживать, расскажу все, что знаю. В твоей новой жизни будет несколько очень трудных для первоначального восприятия вещей — это необходимость убивать, чтобы раз в неделю насыщаться кровью, и невозможность выйти на солнечный свет. Если на твою кожу упадет хоть один луч солнца, она сначала покроется волдырями, как от ожога кипящим маслом, затем волдыри перейдут на все тело, и через двадцать четыре часа ты рассыплешься в прах. В остальном — у тебя будет безмерная физическая сила, пропадет необходимость есть человеческую пищу.
