Ники (пожал плечами). Я уехал.
АЛИКС. Ты думал, что переворот, о котором столько твердили, они подготовили? На самом деле как в той пьесе – только болтали, болтали, а чернь вышла на улицу. И забрала Вишневый сад.
Боже мой, я написала тебе шестьсот тридцать пять писем, хотя можно было написать лишь строчку. (Читает). «Всегда… всегда чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, сильно и нежно прижатые к твоим… Вечно, вместе и навсегда неразлучны».
Шум включенного мотора
АЛИКС. Что это?
НИКИ. Мотор завели. Видно уезжают
АЛИКС. Я почему-то испугалась. Так громко.
НИКИ. Должно быть, большой автомобиль грузовой.
АЛИКС. Но почему ночью?
НИКИ. Что-то увозят. Идет эвакуация города.
АЛИКС. Какая беспокойная ночь… Пора спать. Уже очень поздно… половина второго.
НИКИ. Ты хотела прочесть на ночь…
АЛИКС. Устала. Завтра… Нет, пожалуй, прочту. Из Книги пророка Амоса: «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда я пошлю на вашу землю голод – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду услышать Слова Господни. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища Слов Господних, и не найдут».
НИКИ. Ну вот, дорогая, он дал нам увидеть будущее…
Смех из соседней комнаты.
АЛИКС. Никак сегодня не угомонятся.
НИКИ. Они добрые… На днях я рассказал Анастасии об Элле, ходившей к убийце. И уже вскоре она прочитала мне письмо к подруге: «Отец просил передать всем, чтобы не мстили за него. Он всех простил и за всех молится…»
АЛИКС. Ты будто прощаешься с нами? Почему?
НИКИ. Нет, нет – «Вечно вместе и неразлучны»….
Она гасит свет. В темноте только горит лампада.
АЛИКС. Помолимся.
(Они становятся на колени и читают молитву.)
«Господи Боже наш, еже согрешивших во дни сем словом, делом и помышлением, яко Благ и Человеколюбец, прости нас. Мирен сон и безмятежен даруй нам, Ангела твоего хранителя пошли, покрывающа и соблюдающа нас от всякого зла…»
Раздаются электрические звонки, звонки, звонки…
АЛИКС. Что происходит?
Стук в дверь.
ГОЛОС. Ваше Величество, город обстреливают. Комендант просит немедленно всех сойти в подвал.
НИКИ. Это доктор. Надо будить Маленького.
АЛИКС. Боже мой, пять минут третьего… Ему так надо было выспаться перед прогулкой!
Звонки, звонки, звонки бесконечные звонки.
Часть вторая
Расследование
Та же палата в Кремлевской больнице. Те же – Двое
МАРАТОВ. «Когда стали раздевать трупы, тут и обнаружилось, что на трех дочерях были надеты какие-то особые корсеты. В корсете, местами разорванном пулями, в отверстиях были видны бриллианты… На шее у каждой из девиц оказалась ладанка с изображением Распутина.
ЮРОВСКИЙ. Значит, читал.
МАРАТОВ. Тот час как ты написал. Я тогда имел доступ к секретным документам. И хорошо изучил. – «Записку Якова Юровского о расстреле Романовых». Считай, наизусть помню.
ЮРОВСКИЙ. Что ты хочешь от меня?
МАРАТОВ. Опять сбил меня. Трудно держать мысль. Они говорят… говорят… Я все время их вижу – Старую парочку.
ЮРОВСКИЙ. Сумасшедший.
МАРАТОВ. Убивал, а не видишь. А я вижу. От вынужденной неподвижности он даже чуть располнел… Обычного средненького роста… В его усах, бороде – седые волосы. И голова – с проседью… Желтая бородка. И под глазами – мешки. Глаза… Только потом я понял загадку его взгляда.
ЮРОВСКИЙ. Что ты хочешь от меня?
МАРАТОВ. Я хочу, чтоб перед смертью ты все узнал от меня. И я тоже – все узнал от тебя перед твоей смертью.
ЮРОВСКИЙ. Мне больно, Маратов.
МАРАТОВ. Я начну сначала. С первой попытки убить их. Ты помнишь?
ЮРОВСКИЙ. (Усмехнулся). Когда мы должны были везти их в Москву.
МАРАТОВ. И по дороге ликвидировать. А я отменил убийство. И предложил посылать им письма будто бы от «заговорщиков». (Шепчет.) На самом деле, товарищ Яков, я затеял все это ради одного: потянуть время, я решил отменить расстрел. Они ведь никому были не нужны и никакой опасности не представляли. Я даже в Москву послал доказательства – «у нас в Екатеринбурге находилась. царская Академия Генерального Штаба – 300 офицеров! Но ни одного заговора спасти семью! Покинутая царская семья».
ЮРОВСКИЙ. Я чувствовал! Я знал! Предатель!
Маратов дает ему таблетку. Юровский швыряет ее на пол.
