Раздумывая об операции, о разговоре с Мариной и ее отцом, о том, чем нужно будет заняться как можно быстрее, я не сразу заметил, что самолет выпустил шасси, готовясь к посадке.
Быстро пройдя паспортный контроль, я направился к стоянке такси и, пропустив несколько машин, чуть не вприпрыжку вскочил в одну из них.
Через полчаса я уже стоял у дома, в котором меня ждала Марина. Сгорая от нетерпения, взбежал на второй этаж и внезапно остановился. Отчаяние острым ножом полоснуло по сердцу. Казалось, никогда еще я не испытывал такой опустошенности, граничащей с безнадежностью. Как говорить с нею? К тому же ожесточение на неизвестного пока врага росло, как на дрожжах. Я знал, что испытывать страх, отчаяние или ненависть очень плохо. Страх парализует, не дает мозгу работать, не позволяет принимать правильные решения. Но я тем не менее боялся, причем не за себя, а за Марину. Еще хуже ненависть. Когда ненавидишь, то не в силах сосредоточиться, понять, где опасность, какая она. Любая ненависть ослепляет. На курсах Моссада нам объясняли физиологические аспекты этих чувств. Когда ты испытываешь страх или злость, организм выделяет гормоны стресса – адреналин и норадреналин. В критических ситуациях они выручают, так как при их повышенном содержании тело становится сильнее, способно быстрее двигаться. Но их длительная выработка приводит к повышению давления, сердечным заболеваниям и другим сбоям в работе организма. Но я ничего не мог с собой поделать. Я ненавидел того, кто вынуждает меня предложить любимой женщине такое, что, как говорится, и язык не поворачивается произнести.
Но выбора у меня нет.
Поднявшись на четвертый этаж, позвонил в дверь, как мы условились – два коротких звонка, один длинный. За дверью послышались шаги, и через несколько минут я увидел Марину. Она порывисто и нежно обняла меня за шею и поцеловала в губы. От гнетущих мыслей, владевших мною минуту назад, не осталось и следа.
Не размыкая губ, не разнимая рук, сбрасывая с себя одежду, мы бросились в комнату, чтобы рухнуть, обнявшись, на диван. Как же я ждал этой минуты!
Прошло немного времени. В такие минуты абсолютного понимания слова способны только помешать. Мы лежали, отдыхая после любовного марафона и постепенно проникаясь ощущением того, что мы снова вместе. Двигаться не хотелось, разговаривать тоже…
Но вскоре Марина встала, быстро приняла душ и сварила свой знаменитый кофе. Ничего не поделаешь – молчанием наших проблем не решить, а времени слишком мало, чтобы провести его в ничегонеделании.
Глубоко вздохнув и стряхнув с себя остатки расслабленной неги, я решил начать неприятный разговор. Пришлось рассказать Марине о частном детективе, о ее фотографии и о том, что, скорее всего, у нас появился новый враг, могущественный и безжалостный. А если допустить его (их?) осведомленность в том, что именно мне поручено сорвать их планы относительно нового оружия, то наши дела – хоть плачь.
– Значит, наша совместная работа не получится? – почему-то шепотом спросила Марина. – И мы не сможем быть вместе?
– Постоянно – нет. Придется расстаться на время, пока все уляжется и прояснится расклад сил.
– Я не смогу долго без тебя. – Марина опустила голову. – Не смогу и не захочу.
– Милая моя, – начал я, – мы не расстанемся, но какое-то время вместе быть не сможем. Я тоже не хочу жить без тебя, но у меня сейчас задача поважнее – как тебя защитить. Тебе необходимо поменять внешность, может быть, временно уехать в Штаты. Та м тебя искать значительно тяжелее, а потом, немного погодя, мы опять будем вместе. Знаю, как тяжело дается человеку новая внешность. Сам проходил через это, но я был один, и единственное, что меня держало на плаву – это надежда тебя увидеть. Сейчас тебе предстоит то же самое, но я буду рядом и постараюсь помочь тебе. Если это вообще возможно.
К моему удивлению, Марина не плакала, не отказывалась, даже не спрашивала почти ни о чем. Она согласилась почти без колебаний, правда, засомневалась, как объясниться с отцом. У меня уже были кое-какие соображения на сей счет, но делиться ими с Мариной я пока не стал, пообещав, что все улажу. Честно говоря, я не ожидал от нее такой реакции. Бедная, что же ей предстояло! Ведь мне придется рассказать ей правду и об отце! Я решил пока не думать об этом. Проблемы нужно решать в порядке их поступления, как учили в армии, а на курсах мне постоянно твердили, что каждый день будет начинаться с проблемы, у которой решения нет. Ничего страшного, нужно всего лишь дожить до завтра. Завтра появится другая, тоже нерешаемая задачка, и так каждый день. А в экстремальных ситуациях нужно справиться лишь с одной, наиболее важной, остальные подождут или исчезнут.
