Мы уже назначили день операции, но позвонил шеф, сообщил, что «папаша» ждет Марину, и велел срочно отправляться в Париж. Видимо, встреча была очень важна для Рафи и его коллег, иначе бы не откладывали акцию в Вене. Но ничего, в Европе все близко, и в тот же день мы с Мариной вылетели во Францию.
Мы должны были встретиться у Эйфелевой башни, где любящий отец заказал на двадцатом этаже столик на четверых. Марина сказала, что он не особенно обрадовался, узнав, что она не одна, но возражать не стал. А когда дочка рассказала о моих серьезных намерениях, даже захотел познакомиться со мной.
Ровно в семь вечера мы подошли к центральному лифту. Отец уже ждал нас. Рядом с ним стояла молодая элегантная женщина, из категории невообразимых красавиц ХХI века с надменно-обиженным личиком. Я таких опасаюсь. Как хорошо, что ничего подобного нет в моей Марише и в помине!
Рукопожатие моего нового почти родственника оказалось крепким, да и вообще весь его вид выдавал человека сильного физически и духовно.
– Очень приятно, – сказал он мне по-русски. – Познакомьтесь, – и, перейдя на английский, продолжил: – Марлен.
Марлен протянула ладонь Марине, затем мне, и принялась щебетать по-английски с сильным французским акцентом. Ее влюбленность в Марининого отца бросалась в глаза. Девушки нередко любят пожилых мужчин, обычно состоятельных, но не за их богатство, а за качества, которые сделали их таковыми. А то, что мой новый родственник – личность незаурядная, догадаться несложно, и психологом быть не нужно. Передо мной стоял немолодой человек, высокий, с крепкой, ладной фигурой. Густые седые волосы, крупные черты лица, светлые, почти прозрачные глаза, прямой нос и красиво очерченный рот не гармонировали с глубокими морщинами, перерезающими лицо. Что-то в этом лице, не соответствовало общему облику. Что-то тревожило, казалось ненастоящим, – трудно оценить.
– Ну пошли, а то эти французы отдадут наши места кому-нибудь другому. От них всего можно ожидать, – весело сказал «папаша».
– Да, с ними надо быть поосторожней, – подхватил я тон беседы и рассказал, как однажды ехал из Ла-Рошеля в Париж скоростным поездом. Билеты были только в первый класс, по 45 евро. Но когда я пошел искать свое место, оказалось, что оно продано еще кому-то. Так что эти французы – разгильдяи: продать два билета на одно место в купе первого класса не каждый умудрится. У англичан или немцев такие ошибки невозможны. В итоге мне пришлось простоять все три часа пути.
«Папаше» история явно понравилась. Видно, он любил подшучивать над французами. Оживленно переговариваясь, мы поднялись на двадцатый этаж.
У входа в ресторан нас ждали и быстро провели к сервированному столику. Лица вышколенных официантов словно говорили: мы здесь для вас. Ну что же, будем развлекаться. Я бегло просмотрел меню. Ого! Моей кредитной карточке сегодня явно придется туго, хотя, по словам Рафи, я могу ни в чем себе не отказывать. Однако цены в этом меню намного выше, чем в других тоже весьма дорогих ресторанах. Но Рафи инструктировал: « Ты бизнесмен, состоятельный человек, и должен сделать так, чтобы любящий отец одобрил выбор дочери. А самый дешевый и верный способ расположить к себе незнакомых людей – это оплата ресторанных счетов. Даже самые богатые люди любят подарки. Лучшего пиара, чем оплата счета в ресторане, нет».
Женщины продолжали болтать, мы же принялись изучать меню, сделали заказ, после чего к нам подошел сомелье, предложив винную карту. Отец Марины передал ее Марлен со словами:
– Ты француженка, и лучше нас выберешь. У вас это в крови.
– О, дорогой, – воскликнула Марлен, просмотрев перечень напитков, – это не для нас!
Но Маринин отец, занятый разговором с дочерью, на секунду повернулся в сторону своей пассии, коротко заметив:
– Здесь все для нас!
Сомелье с достоинством удалился, но через пару минут вернулся в сопровождении троих официантов. Мысль о кредитке не давала мне покоя.
Те м временем сомелье водрузил на стол графин, расставил вокруг несколько свечей, зажег их, открыл пробку бутылки, выглядевшей так, словно ее только что достали из помойки, и, затаив дыхание, принялся переливать темно-бордовое вино в графин, светясь торжеством и счастьем. Закончив свои манипуляции, он с тем же выражением лица начал рассказывать историю вина. Похоже, так выглядела культурная часть программы. Я же, продолжая думать о бренных деньгах, не сразу понял, что перед нами последняя бутылка урожая 1872 года, и только очень большие знатоки и гурманы способны это вино выбрать. С чем нас сомелье и поздравил! Вино знаменито своим букетом из двадцати двух запахов, но самый сильный из них – аромат белых грибов…
