«Но, – отметил про себя Рафи, – какие духовные цели могут быть у человека типа меня? Сущий прагматик, по роду службы не имеющий права на сантименты».
Таким он себя видел, таким хотел быть. Но Гардин уже дважды выбивал его из привычной колеи и заставлял принимать чисто эмоциональные решения. Первый раз – после неудачной попытки перехвата у американцев важного перебежчика из КГБ. По правилам Рафи был обязан ликвидировать своего подопечного, чтобы в будущем никоим образом никто и подумать не мог, кто именно стоял за проведением столь непростой операции. Но, вопреки правилам, Рафи поступил наоборот. Сохранил парня и провел его через спецподготовку, сделав нелегалом. И вот теперь, во второй раз, когда тот не выполнил приказ и не отказался от любви, всесильный Рафи, так часто решавший судьбы людей, опять пошел у него на поводу и придумал комбинацию, когда «и волки сыты, и овцы целы». Ох, дай Бог, чтобы не пожалеть. Рафи вдруг повеселел. Видно, все-таки осталось в нем что-то помимо служебных интересов, раз уж он так поступает.
* * *
…Я сидел в кафе «Бим» в центре Тель-Авива. Негромкая музыка в маленьком полупустом зале располагала к необременительным разговорам, а не к серьезным размышлениям. Я молча смотрел на Марину, а она откровенно радовалась тихому спокойному дню и тому, что мы вместе.
– Мариш, мне нужно с тобой поговорить…
– Конечно, милый, только давай еще немного послушаем… Узнаешь мелодию?
– Да…
Безусловно знакомый мотив, но откуда и чей? Придется что-то отвечать, если она спросит. Но я не помню, где слышал эти ноты…
– Что ты хотел сказать?
– Знаешь, у нас проблема. Нас раскрыли.
– Что? – Марина задохнулась от волнения.
– Послушай меня и постарайся понять.
– Это серьезно?
– К сожалению, да…
– Что же будет?
– Для тебя сейчас главное – как можно быстрее осознать серьезность ситуации.
– Может, мне на время уехать к отцу?
– Если уедешь, то навсегда: возврата уже не будет. Но это «если» все же второе. На первом месте – проблема нашего выживания. Любое отклонение от намеченной операции грозит нам обоим смертельным приговором. Мой босс открыто сказал, что я работаю на «вредной шкале».
– Да, я понимаю…
– К тому же в случае отъезда мы опять должны расстаться, – я посмотрел на нее, почувствовав, что мои глаза потемнели от печали. – Я не стану тебя осуждать, но скажи честно: неужели ты готова пойти на такой шаг?
– Нет, милый, нет, что ты! – Она протянула ладонь к моей щеке и тут же отдернула руку. – Боже, какой ужас! А университет… планы на будущее… Но…
– Но мы сможем быть вместе. Не знаю сколько, не знаю как, но сейчас это самое важное. Марин, я все продумал, да и начальник мой не очень-то дает мне отойти от намеченной линии. Мы уедем из Тель-Авива в тихое место за границей, там ты пройдешь несколько курсов, таких же, как проходил я, и после этого мы будем ездить на задания вместе.
– Я стану шпионкой? – Марина перестала плакать и тихо рассмеялась.
– Ну, так бы я тебя называть не стал… скажем, ты будешь моей поддерживающей силой, а главную роль я возьму на себя. Идет?
Улыбка погасла.
– Я сделаю все, лишь бы остаться с тобой, а там – будь что будет!
– Малыш, я это очень ценю и сделаю все, чтобы помочь тебе. Нам необходимо выехать в ближайшие два-три дня, больше времени мне не дают. Год уйдет на твою подготовку и проработку новой операции. Затем нам предстоит уехать на задание. Это еще два-три года. Так что ближайшая пятилетка у нас закрыта. А делать прогноз на более длительное время в нашей профессии не принято.
Я пока не сказал Марине, что хочу лететь вместе с ней в Париж. Рафи же выдал мне четкую инструкцию – присутствовать на их встрече. Чертовщина какая-то! Оказывается, Марининым отцом интересовался Моссад, а мне следовало вытащить из него какие-то сведения.
Рафи явно не договаривал чего-то, причем уже второй раз за последний месяц. На все мои попытки получить более конкретную информацию отговаривался, что ее пока нет, а проверка основана лишь на подозрении, то есть на данных, полученных от ненадежного источника. Странно, ведь Рафи никогда и никуда не посылал меня без основательной подготовки и изучения деталей, относящихся к объекту, да и байки насчет отсутствия информации в концепцию не укладывались. Моссад так не работает. Похоже, у него есть веский довод для молчания. На это могли быть две причины. Первая – я не выполнил приказ отказаться от Марины, и теперь меня дополнительно проверяют. Вторая – может быть, он не имел права посвящать меня в подробности? Но какова бы ни была причина, задание нужно выполнять.
