— Мадам, — начал он, — для меня совершенно очевидно, что вы наделены необычайной восприимчивостью. Вы видите и чувствуете вещи, недоступные для других. Надеюсь, вы не сочтете мое поведение бесцеремонным.
— Не думаю, что я обладаю какой-то особой интуицией, старший инспектор, — ответила Матушка. — Но я благодарна Господу за то, что он наделил меня способностью работать над собой. Возможно, этот дар дан мне потому, что я нуждаюсь в нем больше, чем кто бы то ни было. — Она улыбнулась Гамашу, демонстративно игнорируя Бювуара.
— Люди, которые действительно познали, что такое просветление, обычно никогда этого не признают. Мы хотели поговорить с вами наедине, мадам, и попросить вас о помощи. Мы надеемся, что ваша интуиция и способность проникать в суть вещей помогут нам лучше понять мадам де Пуатье.
— Я ее почти не знала.
— Но ведь вам это и не нужно, не так ли, мадам? Вы — наставница. Вы способны видеть внутреннюю сущность человека и понимать его лучше, чем он сам понимает себя.
— Я стараюсь избегать поверхностных суждений, старший инспектор. Ведь они могут оказаться ошибочными.
— Речь идет не о суждении мадам, а лишь о том, что подсказывает вам интуиция.
— Я думаю, что Сиси де Пуатье была очень несчастным человеком.
С этими словами Матушка подвела их к груде подушек и жестом показала Гамашу на одну из них. Старший инспектор покорно сел, хотя при его росте и комплекции это оказалось не так уж и легко. Довольно ощутимо ударившись пятой точкой, он все же с трудом удержал равновесие и не опрокинулся на спину. Бювуар решил не рисковать. Кроме того, ему казалось, что для инспектора отдела по расследованию убийств унизительно и даже оскорбительно сидеть на полу.
Матушка опустилась точно в центр своей темно-красной подушки с ловкостью парашютиста-десантника. Правда, справедливости ради следовало отметить, что, в отличие от Гамаша, падать ей было невысоко.
— Я бы назвала ее заблудшей душой, — продолжала Матушка. — Если бы ее не убили и если бы у нее хватило смирения на то, чтобы попросить о помощи, я думаю, что смогла бы помочь ей.
Бювуару казалось, что его вот-вот стошнит.
— Знаете, она ведь однажды приходила сюда. Я приветствовала ее с открытой душой, полагая, что она ищет путь к просветлению. Но я ошибалась.
— Тогда зачем же она сюда приходила?
— Я не знаю, — в голосе Матушки прозвучала искренняя растерянность. Наблюдая за ней, Бювуар подумал, что впервые, пускай всего на несколько мгновений, увидел эту женщину без маски. — Я пришла на занятия и увидела ее, — продолжала тем временем Матушка. — Она стояла вон у той стены и поправляла фотографии. До этого она уже успела переложить и переставить буквально все, что только можно.
— Как это?
— Ну, она, как бы это сказать, все упорядочила. Понимаете, когда заканчиваются занятия, мои ученики обычно просто бросают подушки в ближайший угол, и они остаются лежать там, куда упали. Мне это нравится. Подушки падают так, как угодно Господу. Зачем человеку вмешиваться в Божий промысел?
Бювуар с трудом подавил очередной приступ тошноты.
— А Сиси, казалось, просто не могла находиться в помещении, не переставив все по собственному усмотрению так, чтобы вокруг были только идеально параллельные линии и прямые углы. Это свидетельствует об очень низком уровне духовного развития. В комнате, где царит идеальный порядок, не остается места для свободного духа. Когда я пришла, все подушки были аккуратно разложены вдоль стен, а все фотографии висели безукоризненно ровно, как будто их подравнивали по линейке.
— Но зачем она сюда вообще пришла? — спросил Гамаш.
— Я действительно не знаю. Когда она увидела меня, у нее был такой вид, как будто я застала ее за каким-то неблаговидным занятием. Это было так странно, что после ее ухода я даже проверила, не пропало ли что-нибудь. Причем чувство неловкости она пыталась скрыть под маской внешней агрессивности. Очень типично.
— Типично для чего? — поинтересовался Гамаш.
Бювуар сразу заметил, что даже такой элементарный вопрос на несколько мгновений совершенно выбил Матушку из колеи, и подумал о том, что эта женщина явно не привыкла к тому, чтобы ее перебивали и тем более о чем-то расспрашивали.