— Или слишком скаредны, — фыркнула Руфь.
— Где вы его взяли? — спросил Гамаш. Вопрос был задан вежливо и спокойно, но в голосе старшего инспектора появились характерные жесткие нотки, и Питер понял, что отвечать придется.
— Я забыл, — начал было он, но встретившись с решительным взглядом Гамаша, осекся и повернулся к Кларе. — Я очень хотел тебе что-то купить.
— Но?.. — предчувствуя недоброе, сказала она.
— Понимаешь, я как раз ехал в Уильямсбург, чтобы походить по магазинам…
— Наш северный Париж, — ухмыльнулся Габри, поворачиваясь к Мирне.
— Знаменитый своими торговыми пассажами, — поддакнула та.
— И проезжал мимо свалки…
— Свалки? — воскликнула Клара. — Свалки?!
Ее голос сорвался на крик, и встревоженная Люси начала беспокойно жаться к ногам хозяйки.
— От твоего визга этот шар сейчас расколется, — сказала Руфь.
— Свалки… — повторила Клара. Ее голос снова звучал нормально, но глаза, устремленные на Питера, горели таким огнем, что тому больше всего хотелось провалиться сквозь землю.
— Нашему чемпиону по раскапыванию помоек снова удалось найти настоящее сокровище, — попытался разрядить обстановку Габри.
— Вы нашли вот это, — Гамаш поднял шар так, чтобы все могли его видеть, — на уильямсбургской свалке?
Питер кивнул.
— Я остановился возле нее. Так, по привычке. Я не собирался ничего искать. Но этот шар просто нельзя было не заметить. Вы сами видите, как он сияет. И это здесь, в полутемном помещении. Представьте, как он выглядел при ярком солнечном свете. Он был похож на маяк, который посылал мне сигналы. — Питер смотрел на Клару умоляющим взглядом. — Мне было просто суждено найти его для тебя.
Но Клара оставалась неумолимой. Она упорно не желала верить в судьбоносность подарка, найденного на свалке.
— Когда это было? — спросил Гамаш.
— Я не помню.
— Постарайтесь вспомнить, мистер Морроу.
Все взгляды обратились на Гамаша. Казалось, что он внезапно стал выше ростом. В его позе и голосе чувствовалась такая властность, что даже Руфь притихла. Питер задумался.
— Это было за несколько дней до Рождества. Вспомнил! — Он повернулся к Руфи. — Это было на следующий день после твоей презентации. Двадцать третьего декабря. Клара осталась дома, чтобы было кому выгулять Люси, а я поехал за рождественскими подарками.
— На свалку, — съязвила Клара.
Питер вздохнул и промолчал.
— А где именно на свалке лежал этот шар? — спросил Гамаш.
— Прямо с краю. Как будто его не выкинули, а аккуратно положили.
— Вы нашли что-нибудь еще?
Гамаш пристально наблюдал за Питером. Если бы тот солгал, он бы это сразу увидел. Питер покачал головой. Гамаш ему поверил.
— А в чем дело? — поинтересовалась Мирна. — Почему этот шар так важен?
— Этот шар называется Li Bien, — объяснил Гамаш. — И он принадлежал Сиси. Все ее духовное учение было создано вокруг этого шара. В своей книге она его очень подробно описывает и утверждает, что это единственная вещь, оставшаяся у нее от матери. Собственно говоря, она утверждает, что ее мать создала этот шар.
— На нем изображены три сосны, — заметила Мирна.
— И заглавная буква L, — добавила Клара.
— Так вот почему Сиси переехала сюда, — сказал Габри.
— Почему? — непонял Питер, который был настолько озабочен собственными проблемами, что с трудом следил за беседой.
— Три сосны, — объяснил Габри. Питер по-прежнему смотрел на него непонимающим взглядом. — Три сосны, — повторил Габри, указывая на шар. И, махнув рукой в сторону окна, повторил еще раз: — Три сосны.
— Три сосны три раза, — фыркнула йуфь. — Тебя зациклило?
Габри вопросительно смотрел на Питера.
— Дошло?
— Три Сосны, — наконец сообразил Питер. — Мать Сиси была родом отсюда?
— И, скорее всего, ее имя начиналось на букву L, — добавила Мирна.
Эмили Лонгпре лежала в постели. Еще не было и десяти, но она очень устала. Эмили пыталась читать, но даже книга казалась ей слишком тяжелой, и она с трудом удерживала ее в руках. А ей очень хотелось дочитать роман до конца. Последнее время Эмили жила наперегонки со временем и теперь боялась, что ее время закончится раньше, чем она успеет закончить книгу.
Ощущая ее тяжесть на своем животе, Эмили вспоминала, как лежала на этой же самой кровати много лет назад. Тогда она ощущала совсем другую тяжесть, и та тяжесть была приятной. Это была тяжесть ребенка, ее Давида, который развивался в ней. Тогда рядом с ней лежал Гас. А теперь рядом не было никого, и ей приходилось довольствоваться обществом книги.