— Газеты читаешь? — спросил я у водителя. — Статьи Мосьякова Вадима не попадались? Так вот, сержант, я — он самый, Вадим Мосьяков. Лучше меня в городе никто не пишет.
Эх, не хотелось мне к Жанне и хотелось: и хочется, и колется, а колоться-то, в сущности, нечему, — посидим, потрепемся, вспомним молодость. Жаль только, среди наших местных ветеранов, бывших десятиклассников, — одни мужики, не считая, конечно, Жанки и Линки, а больше девок нет, поразлетались кто куда, у каждой беби, а то и двое, — молодых мамаш, иногородних, при нынешнем кризисе на нянек и отсутствии бабушек, никакими трогательными встречами не соблазнишь. А у нас — и бабка, и нянька, живем как в сказке.
— Службой доволен? — осведомился я у водителя. — Если какие затруднения, могу посодействовать. Меня вся милиция знает.
Пока мы ехали по бульвару Гагарина, он изложил мне свою биографию да еще ответил на некоторые наводящие вопросы.
— А с этим не спеши, — сказал я ему. — Любит — подождет. Свой дом — это вещь, а в примаки идти — хуже всего.
У нас, между прочим, и девочек-то стоящих в десятом классе не было, не считая опять-таки Жанки и Линки. Ну, кто еще? Светка? У нее ноги кривые. Шполянская — дурочка. Жанка и Линка — это были две наши королевы. Две королевы на одного короля — это не по-христиански. Быть бы мне султаном. Как ни пошлы рассуждения, будто девица должна ловить свой момент, но что-то в этом есть. Жанка момент упустила, и затем уже действие развивалось по сценарию, когда-то написанному для первой в мире переборчивой невесты. Этот не годится, тот не подходит. А кто тебе нужен? Идеальный герой вроде меня? Идеальные герои давно разобраны и по воскресеньям за ручку водят своих пацанов на футбол и в цирк. Надо было раньше думать, а на ближних подступах к третьему десятку, глядишь, и женихов как ветром сдуло. Черт те чего я женился на Линке, — влюбился, что ли? А в кого я не влюблялся? И в Жанку влюблялся, и даже в Светку, невзирая на ноги. Но дурочек не терплю. Шполянскую близко к себе не подпускал, а липла. Ко мне они вообще липнут. Я человек волевой, но все же нет-нет да и поддашься, а потом расхлебывай. Зря я не женился на Жанке. Не сумела она ко мне прилипнуть, а когда попыталась — было уже поздно. Пацан в семье — решающий фактор; Вовка для меня — святой закон моей дальнейшей жизни. Точка.
— Это вкратце, — заключил свою исповедь мой оттаявший водитель. — А планы — учеба. Без учебы в данный период забуксуешь.
Я пообещал ему помочь с поступлением в техникум, в вечерний — при «Электрокабеле», — там у меня дружки.
Словом, когда машина остановилась возле вытрезвителя, мы с этим сержантом тоже были вроде бы дружками. Я даже подумал, что теперь-то он меня подкинет — хотя бы до центра, оттуда и троллейбусом поспею. Но не тут-то было.
Когда мы вытаскивали пьяного из машины, пальто у него распахнулось, задралось, и пиджак задрался, а под пиджаком на боку — мокро. Да он весь мокрый, в луже лежал! Давайте-ка фельдшера, хлопцы, это не то, что вы думаете, это кровь.
Явился фельдшер и еще кто-то с ним, — в один голос: в больницу! А мой сержант — на дыбы: не повезу! Его, говорит, растрясет в дороге, ежели еще не растрясло, — и конец; кто будет отвечать? Оказывайте первую помощь! Фельдшер не рвался в бой, но я его припугнул Уголовным кодексом, сто двадцать восьмой статьей, и, пока делали перевязку, позвонил в райотдел: ножевое ранение, судя по всему, а кто такой — неизвестно. Сказали, что приедут. Ближайшая больница — на Плановой, везите, сказали, а мы прямиком туда.
Теперь-то и я залез в кузов, держали раненого втроем, чтобы в самом деле не растрясло. Слабость у меня: не переношу, когда Жанна огорчается, ее обидеть — нужно быть извергом. Но ничего не попишешь; к десяти, возможно, и поспею, если на такси.
Не тут-то было.
Раненого сдали мы дежурному врачу и вроде бы освободились, ранение, видать, пустяковое, медицина скажет свое слово, но приехал лейтенант из райотдела, велел нам, всем троим, писать объяснение: где подобрали и как, при каких обстоятельствах, а потом вернулись с лейтенантом на то место, походили еще, посмотрели, он завез меня в райотдел, очередные формальности, было уже одиннадцать, без пяти.
