— У нас есть еще ректор Оливер.
— Да. Да, да.
— Известный в стране человек, ученый. Я пойду к нему поздороваться.
— Он останется еще всего только не более недели.
— Я с ним поговорю, — отвечает адвокат, — выражу удовольствие, что он к нам приехал, и надежду, что он здесь поправится, спрошу, имеет ли он чтонибудь против того, чтобы я упомянул о нем в газетах. Это, может быть, произведет свое действие.
Доктор ободряется и смеется энергичной находчивости адвоката. Ведь они вполне чистосердечно ломают себе головы, и вреда никому от этого нет, а только польза для санатории Торахус.
— Я вот о чем думаю — не учились ли мы с ректором вместе в гимназии? Чтото мне кажется, как будто мы с ним были близкие приятели.
Доктор еще больше рассмеялся.
Адвокат хмурит брови и серьезно говорит:
— Во всяком случае мы будем держаться за него, пока не получим когонибудь другого. Если он стеснен в деньгах, то может жить здесь даром…
И ректор Оливер со своими мальчуганами остался еще на две, на три недели. Бык сейчас же был зарезан и превращен в снедь; консервы сменились деликатными ростбифами и бифштексами, и общее благоденствие возросло. Да, ректор чувствовал себя хорошо и пополнел; он лентяйничал.
Он читал французские книги фрекен д'Эспар и затем обсуждал с нею содержание их; для него было целым событием встреча с такой образованной женщиной; у себя в родном городе он совершенно лишен был подходящего общества.
Но Самоубийца скрежетал зубами.
Самоубийца прекрасно соображал, что ректора нельзя выгнать; дамы, выехавший из-за него из комнаты, уже не было на свете, и ректор никого больше не вытеснял. Но этим не прекращалась неприязнь Самоубийцы и его раздражение против этого человека, приехавшего сюда и потребовавшего комнату с печью. Кто за ним посылал? Какое основание к тому, чтобы носиться с ним? И аппетитище у этого школьного учителя! Самоубийца сказал своему приятелю Антону Моссу:
— Я все делаю, чтобы избегать этого человека, но от столкновения с ним я не уклонюсь.
И началось с того, что Самоубийца уселся в один прекрасный день в курительной комнате и стал ждать. Он ждет газет, которые должны принести из почтового отделения. Ну вот, газеты принесли. Тут между тем воцарилось правило, что ректор, как наиболее осведомленный и наиболее интересующийся читатель, первый получал газеты на просмотр; все гости находили это в порядке вещей, но это раздражало Самоубийцу. Когда подали газеты, он поспешил разбросать их по столу и перемешать с разными давно прочитанными старыми газетами; сам же уселся с английской газетой в руках, выписанной ради миледи. Все было готово.
Ректор пришел.
Между обоими мужчинами в один миг возникло неприязненное настроение. Не найдя новых газет, ректор принялся пересматривать номера и числа старых; он спросил Самоубийцу:
— Какой у вас номер?
Самоубийца, как будто ровно ничего не поняв, ответил:
— Какой номер? У меня никакого нет номера, у меня есть буквы, мое имя — Магнус.
Ректор продолжал разбираться в газетах, повторяя:
— Никогда не видал ничего подобного.
— Что такое? — спросил Самоубийца.
— Что такое? — возмущенно воскликнул ректор. — Зачем вы тут перепутали газеты?
На это Самоубийца задал следующий ошеломляющий вопрос:
— Вы об этом сами догадались?
Ректор промолчал. Может быть, ему пришло в голову, что он имеет дело с сумасшедшим. Он сел и стал просматривать газеты, которые ему удалось привести в порядок.
Но сумасшедший обнаруживал намерение не уходить отсюда.
Ректор просмотрел газеты два, три раза, но этому не было конца; сумасшедший продолжал крепко держать английскую газету, точно он догадался, что именно ее-то ректор и ждет. Да, потому, что это действительно было так: ректор Оливер интересовался иностранными газетами, это было его величайшее наслаждение, его пристрастие с юных лет.
— Не будете ли вы так любезны поменяться со мной газетами? — спросил он, доведенный до отчаяния.
Никакого ответа.
— Я вижу, что вы вовсе не читаете, вы не поворачиваете страниц.
Это было сказано ясно, но тоже не произвело на сумасшедшего никакого впечатления.
В комнату вошла фрекен д'Эспар и почтительно поздоровалась:
