– Значит, ты меня услышала. Пожалуйста, называй меня Грант.
– Я попробую, – пообещала она.
– Так давай.
Она почувствовала себя маленькой девочкой, которой впервые предстоит рассказать на утреннике стишок.
– Я правда…
– Давай, – упорствовал он.
– Хорошо, – со вздохом сдалась Шелли, – Грант. – Его имя слетело с губ куда легче, чем ей казалось. Ведь во всех своих фантазиях последние десять лет она называла его по имени.
– Грант, Грант, – повторила она.
– Видишь? Уже гораздо лучше! А теперь как насчет кофе? У тебя ведь больше нет сегодня занятий? Даже если есть, ты уже опоздала, так что…
Она засомневалась.
– Я не…
– Конечно, если ты не боишься себя скомпрометировать в моей компании.
Голос дрогнул, и Шелли не удержалась и посмотрела Чапману прямо в глаза. Он говорил тихо, но в словах звучала явно различимая горечь.
Она сразу поняла, что он имеет в виду.
– Ты имеешь в виду то, что случилось в Вашингтоне?
Вместо ответа он молча пронзил ее взглядом серо-зеленых глаз, и она покачала головой:
– Нет, что вы, мистер… Что ты, Грант. Это здесь ни при чем.
Ее удивило, насколько явным оказалось его облегчение.
– Отлично, – он потянулся, проведя пальцами по волосам, – пойдем поищем, где в этом городке варят приличный кофе.
Если бы красноречивый взгляд и мальчишеский жест не убедили ее последовать за ним, настойчивость все равно бы сделала свое дело.
– Ну, что ж… Пойдем, – услышала она собственный ответ, толком не успев принять осознанного решения.
Он улыбнулся, повернулся, чтобы забрать ее стопку книг и свою папку, и повел ее к двери. У выхода он потянулся через ее спину, чтобы выключить свет. Она на мгновение ощутила на спине его руку и задержала дыхание.
Его рука на долю секунды задержалась у ее шеи и опустилась на лопатки. Это был просто жест вежливости, но тепло его руки жгло ей спину, пока они шли через территорию.
Кафе – центр общественной жизни каждого университета страны – было шумным, прокуренным и забитым до отказа. Нил Даймонд сокрушался о своем одиночестве из колонок, очень предусмотрительно расположенных под потолком. Студенты всех мастей, от богатеньких мальчиков и пай-девочек из элитных женских гимназий до бородатых интеллектуалов и мускулистых качков, плавились в общем котле застольной неразберихи.
Грант взял ее за руку и повел к относительно уединенному столику в дальнем углу заведения. Они заняли свободные места, он наклонился к ней через стол и театральным шепотом заметил:
– Надеюсь, мне не придется показывать паспорт.
Увидев в ее глазах удивление, он пояснил:
– Не думаю, что тут рады тем, кому за тридцать.
Она засмеялась, и он хлопнул себя ладонью по лбу:
– Боже мой, да тебе, наверное, даже тридцати нет! Почему я все чаще чувствую себя седовласым дряхлым профессором?
Мимо проскочил официант, но Грант успел выкрикнуть ему:
– Два кофе.
– Сливки? – удаляясь, спросил через плечо официант.
– Сливки? – спросил у нее Грант. Она кивнула.
– Да, – прокричал он официанту. – Когда мы виделись в последний раз, ты была слишком юна даже для кофе, да? – обратился он к ней.
Она покачала головой, не особо прислушиваясь к вопросу. Было непросто преодолеть себя и не пялиться на него. Открытый вырез рубашки все время ее смущал. Дерил Робинс считал себя воплощением мужественности, но у него на груди рос лишь клочок светлых волос, а сейчас перед Шелли виднелся густой лес, растущий на загорелой коже. Желание дотронуться до него кончиками пальцев было так велико, что ей пришлось отвести взгляд.
Она огляделась вокруг, и ее подозрения подтвердились. Студентки пожирали Гранта глазами с нескрываемым вожделением. Шелли стала объектом холодной оценки гипотетических соперниц. Грант Чапман был печально, опасно знаменит, редкая женщина могла устоять и не проявить любопытство к скандальной репутации. Шелли пыталась игнорировать повышенное внимание, вызванное их появлением, но бесстыдные взгляды в их сторону заставляли ее краснеть.
– Со временем и к этому привыкаешь, – мягко сказал он.
– Ты уже привык?
– Ну, не совсем. Пожалуй, к этому нельзя привыкнуть, но можно научиться жить, не обращая особого внимания.
