Он сунул незажженные концы лучинок под ноготь большого пальца моей левой руки. Боль тотчас растеклась по всей руке. Я смотрел, как пламя неторопливо ползет по лучинке, потом почувствовал, что огонь добрался до моего тела. Дальше так продолжаться не могло, нужно было что-то делать. Пусть это станет последним мигом моей жизни, но нужно что-то сделать.
Я поднял ногу и из всей силы впечатал каблук в его изящный ботинок.
Никогда в жизни мне не приходилось наступать на что-либо сильнее. Лон Якима пронзительно вскрикнул. Я попытался удержать его ногу своей и выбить у него из руки пистолет, но он вырвался. В отчаянии я покатился по кровати, пытаясь захватить ногами его ноги. Мы оба рухнули на пол. Я попытался двинуть его коленом в пах, но промахнулся. Другой возможности мне не представилось. Он вывернулся, перекатился по полу и вскочил на ноги, держа в руках пистолет. Я замер в ожидании выстрела.
Однако Якима не стрелял. Он стоял и зверски щерился, уже не стараясь сохранять нормальный облик. Изо рта отвратительными каплями падала слюна. Так он постоял примерно полминуты, покачиваясь взад - вперед на каблуках. А когда заговорил, голос его звучал очень тихо.
- Шенд, за это ты будешь умирать очень медленно. Причем не до конца, ведь ты ещё должен заговорить. Я тебя засуну в кожаный мешок. Мокрый кожаный мешок. Потом выставлю мешок на солнцепек и посмотрю, что из этого получится. Шенд, ты знаешь, что будет, когда я выставлю мешок на солнце?
- Да, но это совсем не оригинально. Такие вещи делали гангстеры ещё во времена сухого закона.
- От этого метод не стал менее эффективным, он гарантирует долгую агонию и мучительную смерть.
Он ещё раз тихо хихикнул и вышел в расшатанную дверь. За дверью был виден яркий солнечный свет. Я осмотрел комнату. В ней была кровать, три стула с прямыми спинками, стол и паяльная лампа. Она ещё продолжала гореть, и я понял, что должен сделать. Только бы мне хватило времени. Я поднялся на ноги и на цыпочках пересек комнату. Снаружи был слышен шум бегущей воды и тихая возня - похоже, он что-то искал.
Я добрался до лампы и сунул руки в пламя. Боль была куда сильнее той, что причинил мне он, но я не осмеливался стонать и у меня не было времени, чтобы отдернуть запястья, а потом попытаться снова. Я продолжал держать их в пламени, закусив нижнюю губу так, что она превратилась в кровавую рану. Глаза у меня буквально вылезали из орбит и пот обильно лился по лицу.
И тут веревки лопнули.
Я оперся о стену, к горлу подкатывала тошнота. Потом я услышал, что шум воды затих и послышались приближающиеся шаги. На полке у плиты стояла керосиновая лампа. Я занес её над головой.
Якима, усмехаясь, шагнул в дверь, в руках у него был мокрый кожаный мешок. Я двинул его сбоку в челюсть стеклом от лампы. Стекло распороло кожу; сила удара была настолько велика, что он рухнул на пол.
Я бросился к нему. Кровь залила ему лицо и рубашку, но он сумел подняться. Я вложил весь остаток сил в удар, который оторвал его от пола. Казалось, на долю секунды он повис в воздухе. Потом он с грохотом рухнул на пол, голова свесилась на сторону, глаза остекленели.
С трудом переводя дыхание, я выхватил его пистолет из плечевой кобуры и быстро обыскал его в поисках другого оружия. Второго пистолета не оказалось, зато я нашел длинный нож в узких ножнах. Нож я швырнул под кровать, пистолет сунул за пояс.
Якима продолжал лежать неподвижно. Я пнул его ногой, причем достаточно сильно, чтобы заставить его вздрогнуть, если он мог что-то чувствовать, но он не пошевелился. Тогда я вышел наружу. Оказалось, что хижина стоит на небольшом расчищенном участке на склоне холма. Возле дома я увидел ручной насос, налил ведро воды, вернулся в хижину, вылил воду на японца и швырнул ведро в угол.
Через некоторое время он открыл глаза. Из окровавленного рта вырвался хриплый стон. Я схватил его за галстук и рывком поставил на ноги. Потом четыре раза хлестнул наотмашь по лицу.
- Сейчас ты заговоришь, - рявкнул я. - И я не стану ждать не только дней, но и часов.
- Я... я... - слова застряли у него в горле.
