— Тоже, управу решил найти! На меня многие управу-то ищут. Да если бы я всех боялся!..
Сказал так — и снова стало тихо. Муха перестала жужжать, шлепнулась на подоконник и затихла, уснула. Кривокорытов сидел и думал о том, что не следовало, наверное, говорить про управу Авдеюшке, мужику прямому и решительному, неподкупному, с давних пор он делает свое дело и не боится, уж ему-то про управу кричали и городские охотники, и залетные уголовники-шаромыги, и областное начальство, порой удивительно крупное, когда случалось быть застигнутым в кокаревских владениях при очередном набеге. Он не боялся. Лежал в больницах, простреленный или избитый, доходил до высочайших инстанций, добиваясь восстановления на работе, и ничего с ним невозможно было поделать, как ни старались. Отступились, додумались до другого: стали устраивать начальственные выезды на охоту на участках других егерей, хоть и скрепя сердце: у Авдеюшки и лес был погуще, и зверь посытее, потучнее, меньше пуганый. Однако, где бы в районе ни намечалась незаконная охота, — стоило охотникам, приехавши на место и предварительно взбодрившись, обнажить великолепные свои ружья, — откуда ни возьмись, появлялся тот же Кокарев и сводил все на нет: начинал составлять протоколы, штрафовать, отбирать оружие… Немало районного и областного начальства поплатилось креслами за великую егерскую ретивость, и только он всех пережил, бдительный и неутомимый. Да, не следовало говорить егерю про управу, — слово-то сказано, Авдеюшке это козырь, и сказано это слово впустую…
Сегодня у егеря были, однако, по отношению к Федьке и какие-то свои планы, не совпадающие с первоначально высказанными. Походивши немного по избе, он отошел, сел за стол, усмехнувшись в сторону Кривокорытова, и сказал:
— Давно я тебя знаю, Федька, и всю-то жизнь ты — сволочь и паразит. Сколько ты нервов у меня отнял, вспомнить хоть бы те выстрелы… Да и сейчас, если все твои грехи после освобождения посчитать — лет на пять наберу, не меньше…
— Ну уж на пять! — скривился Федька. — На пять не наберешь. Где же на пять!
— Ну пускай не сейчас, так через месяц-другой, а на пять наберу, все равно на меньше твои грехи никак не тянут. Но ты вот что слушай: я согласен все забыть.
— Ка-ак?! — встрепенулись одновременно Сурнин и Кривокорытов. Больно не похоже было на прежнего Авдеюшку.
Егерь хехекнул, подмигнул:
— Не в моих правилах, верно. Но одному, вижу, не оправдать, годы не те, и такое сложное положенье заставляет обратиться к помощи преступного элемента. В общем, прошлое, если будет от тебя такая надлежащая помощь, я тебе, Федор, забуду. А уж насчет будущего не пеняй, иной раз еще строже спрошу.
— В чем дело-то? — не выдержал Федька.
— Слушай, Федор, слушайте и вы, Иван Федотыч, как представитель властей в данной местности, — тихим, напряженным, торжественным голосом произнес егерь Авдей Кокарев. — Имеем сведенья, что на территории, закрепленной за вашим сельсоветом, пребывает в настоящее время не означенный биологической научной литературой, директивными руководствами и законодательством предмет живой природы. Или объект. Установлен путем личного наблюдения. Приметы: круп конский, копыта, хвост, все как полагается, от груди — человечье обличье.
Кривокорытов подскочил на табуретке, икнул и снова притих. Федька же часто задышал, заглотал воздух, выпучил глаза — все это егерь отнес за счет обычного человеческого удивления. Бабка Егутиха жалась щекой к двери, крутила головой, словно хотела ввинтить в дверь ухо, как штопор.
Авдеюшко продолжил, насладившись эффектом:
— Среди животных, подлежащих охране и занесенных в Красную книгу, данный объект, то есть феномен природы, не числится. Следовательно, мы можем с правом отнести его к явленьям, дезорганизующим жизнь лесного мира… понятно? Значит, для нас постанов задачи должен быть таков: найти и… предоставить!
— Э! — вмешался Кривокорытов. — Ты говоришь так: снизу, значит, конь, а сверху — человек. Че-ло-век! Но что есть человек? Личность, наделенная соображеньем. Соображеньем, вот. Будь это простой коняка, хоть и такой дикой, вроде нашего Сатаны, — здесь вопрос решить несложно: и заловить, и предоставить… найдутся ковбои, только свистнуть! Но голова-то у него человечья, мозг человечий, соображенье! А ну как он не захочет тебе представиться? Вдруг у него насчет этого супротив твоих-то свои планы, а, Авдей Николаич?
