— Ничего страшного, — отозвался Тадеуш, откидываясь на спинку кресла и расстегивая шубу. Машина двинулась по Бисмаркштрассе. — Вечер мне испортил тот ублюдок на мотоцикле, а не ты. Так что за проблема?
— Обычно меня такие вещи не очень беспокоят, но… Помнишь пакет, который мы взяли у китайцев?
— Разве я что-нибудь забываю? Конечно, я давно ни к чему такому не прикасался, но спутать — ни с чем не спутаю. А что с ним?
— В нем дерьмо. Четыре наркомана из ЭС-ноль-три-шесть на том свете, а еще семь, насколько я слышал, в реанимации.
Тадеуш наморщил лоб. Восточный Кройцберг, который местные привыкли называть номером гэдээровского почтового кода, был сердцем молодежной культуры города. Бары, клубы, живая музыка — жизнь на Ораниенштрассе била ключом до самого утра, причем каждую ночь. Этот же район стал прибежищем для многих турок, однако на единицу площади тут было больше продавцов наркотиков, чем турецкой еды.
— Дарко, с каких это пор тебя волнуют мертвые наркоманы?
Кразич нетерпеливо передернул плечами:
— Плевал я на них. Завтра еще четверо займут их места. Понимаешь, никто не обратит внимания на одного мертвого наркомана. Но даже копам приходится отрывать задницы от стульев, когда их четверо, и не исключено, что они не последние.
— Почему ты думаешь, что это наш продукт? Мы ведь не единственные поставщики.
— Провел небольшое расследование. Все покойники получили товар по нашей цепочке. Дело дрянь.
— Раньше всякое случалось, — спокойно возразил Тадеуш. — Что же теперь такого особенного?
Кразич нетерпеливо фыркнул:
— Товар пришел необычным путем. Помнишь? Ты сам отдал его Камалю.
Тадеуш нахмурился. Опять сжалось сердце. Как он ни перестраховывался, кажется, неприятности все же настигли его.
— Камаль далек от уличных пушеров, — заметил он.
— Не так уж и далек, — огрызнулся Кразич. — Раньше между тобой и Камалем было несколько звеньев цепочки. Он никогда не мог сказать: «Тадеуш Радецкий лично снабжает меня героином». Нам неизвестно, насколько осведомлены копы. Возможно, они в паре шагов от него. Если он окажется перед выбором — сдать тебя или самому отмотать по полной, он наверняка тебя заложит.
Теперь Тадеуш слушал внимательно.
— Камаль казался мне надежным партнером.
— Если предложить правильную цену, никто не устоит.
Тадеуш повернулся и пристально вгляделся холодными глазами в Кразича:
— И ты, Дарко?
— Тадзио, я надежен, потому что моя цена никому не по карману, — отозвался Кразич, похлопав огромной ручищей по колену босса.
— Итак, что ты предлагаешь?
Тадеуш немного отстранился, подсознательно создавая дистанцию, которая и без того существовала между ними.
Кразич устремил взгляд в окно:
— Можно устранить Камаля.
Два месяца назад Тадеуш просто кивнул бы и сказал бы что-нибудь вроде: «Делай как знаешь». Но два месяца назад Катерина была еще жива. И он иначе относился к потерям. Не то чтобы его очень волновало, что Камаль может быть так же дорог кому-то, как Катерина была дорога ему; он отлично знал Камаля, знал о его продажности, о его «поигрывании мускулами», о его драматических попытках придать себе вид человека, с которым следует считаться. Однако, испытав сердечную боль из-за неожиданной смерти Катерины, Тадеуш открыл в себе умение поставить себя на место другого человека. Мысль о том, что Камаля могут убить ради его благополучия, внушала ему беспокойство. Но вместе с тем Тадеуш Радецкий ни в коем случае не должен был хотя бы намеком выдать то, что Кразич сочтет за слабость. Глупо было бы раскрыться перед таким человеком, как Кразич, как бы тот ни был ему предан. Все это мгновенно пронеслось в голове Тадеуша.
— Давай подождем и поглядим, — сказал он. — Если мы избавимся от Камаля прямо сейчас, то привлечем к себе внимание полицейских. Вот увидим, что они к нему приближаются… тогда, Дарко, ты знаешь, что делать.
Кразич удовлетворенно кивнул:
— Я займусь этим делом. Позвоню кое-кому.
Машина проехала дворец Шарлоттенбург и свернула на тихую улочку, на которой жил Тадеуш.
— Поговорим утром, — сказал он, открыв дверцу и твердо, но тихо закрывая ее за собой. И, не оглядываясь, зашагал к подъезду.
