Кряхтя, я поднялась со своего четвероногого друга ;и, стараясь не заглядывать в зеркало, чтобы не расстраиваться, постаралась придать себе человеческий вид. То есть завязала волосы в узел, напялила джинсы, свитер и ветровку, влезла в кроссовки, подхватила сумку. Каждое движение отдавалось в болевшей голове. К моменту полной боевой готовности у меня появилась одышка, колени дрожали, я обливалась потом.
Вздрагивая от каждого дуновения ветерка, я добрела до названного по телефону дома. Я пообщалась с хозяином по домофону на предмет установления личности.
Дверь мне открыл немолодой дядька. В конце оклеенного шелковыми обоями коридора маячил еще один, почти точная копия первого. Так, по-моему, выглядели бы гоголевские Бобчинский и Добчинский, если бы стали городничими, приобрели деньги, власть и положение в обществе. Оба невысокие, полные, с редкими волосиками, одеты по-домашнему — в спортивные штаны и войлочные тапочки. У каждого по шейной золотой цепочке с крестом и по золотой печатке на мизинце.
— Вы Татьяна Александровна? — недоверчиво переспросили они почти хором.
— Я, — в зеркальных потолках отразилось что-то, мало похожее на меня обычную.
— Лев Дмитриевич Сошкин, — представился первый.
— Иван Сергеевич Мальков, — не отставая от него, вторил другой.
— Вы проходите. Присаживайтесь, — засуетились мужички.
— Вот здесь удобнее.
— Чаю хотите?
Я отрицательно помотала головой: глотать было страшно.
— Мы вот по какому поводу. — Дядьки переглянулись и не то чтобы засмущались, а как-то замялись. Я не без труда ободряюще улыбнулась. — Лев Дмитриевич живет на втором этаже, как раз подо мной.
— Супруга уехала с детьми на Канары, а ее бульдожка скучает, лает, глаз сомкнуть не дает, — пожаловался Лев Дмитриевич.
— А у меня с детства бессонница, — вторил ему Иван Сергеевич.
— Вчера день был солнечный, теплый.
— У нас внизу летнее кафе еще не закрыли.
— Но сейчас народу в нем мало. Холодно все-таки.
— А летом все ночи напролет какие-то, простите, мерзавцы в нем гуляли.
— Дым коромыслом стоял.
— Спать невозможно.
Они продолжали возмущаться, а я горестно недоумевала: зачем они меня позвали? Для чего я рассталась с диваном? Дяденькам, похоже, скучно, погода плохая, жены разъехались, телефон доверия надоел. Почему в таком случае не помучить жалобами частного детектива, пользуясь моей временной безгласностью.
Правильно, я лучше бульдога, все понимаю, молчу, не лаю и пока не кусаюсь. И вдруг:
— Ночью я слышал выстрел.
— А я говорю, это открывали шампанское.
— За этим мы вас и пригласили, — мужички выжидающе уставились на меня.
Задумавшись, я, наверное, пропустила в их повествовании что-то важное. Не то у меня было состояние, чтобы притворяться любезной.
— Что… от меня… хотите? — прохрипела я.
— Да, да! — засуетились мужички. — Мы же еще не объяснили. Иван Сергеевич считает — вчера у нас под окнами было совершено убийство.
— А Лев Дмитриевич полагает, что хлопнула пробка.
— Мы поспорили и хотим, чтобы вы разрешили наш спор.
— Как? — у меня не было сил даже на то, чтобы удивляться.
— Вы должны выяснить, имело место убийство или нет.
— Будете у нас кем-то вроде арбитра.
— Мы поспорили на пятьсот долларов. Выигравший уступает вам половину.
— О расценках моих слышали? — тоскливо прошептала я. Так и знала, зря время теряю.
— Конечно, конечно!
— Но мы подумали, вам же не надо расследовать преступление, не надо искать убийцу, причину, заказчика.
— Только найти доказательства убийства.
— Наверное, это не займет много времени.
— И не очень обременительно.
Мне показалось — или в их голосах и впрямь проскочило сочувствие?
Однако жалость ко мне не заставила их отказаться от затеи.
— Если же выяснится, что убийства не было, мы поверим вам на слово.
— Все знают о вашей исключительной честности и порядочности по отношению к работе.
— Все говорят, что вы не обманете клиента, не схалтурите и не бросите дела, если за него возьметесь.
— Мы справки наводили.
Оба замолчали и, выжидательно глядя на меня своими по-младенчески чисто-голубыми глазами, засопели. Так как польщенной я себя не чувствовала, то тоже молчала, только смотрела и сопела. Сопела я гораздо лучше их. Спорщики не выдержали первыми. Переглянулись и затянули:
