– Так.
– Слушай, Гэндж, – Влад постучал каблуком по броне, – там у меня коман… Начальник там у меня. Пойду, скажу ему, что вам нужен фенгхе. Доложу по команде. Может, скажет чего умного. Лады?
– Хорошо. Но – время.
– Я быстро. – Влад встал, собрался было развернуться, но остановился и попросил: – Ты это… Ты вот что, Гэндж. Не стреляй мне, пожалуйста, в спину. Хотя бы пока.
Тиберриец рявкнул в ответ нечто непереводимое. Видимо, выругался. И раздраженно сплюнул. Не понравилось ему, похоже, что Влад заподозрил в подобном коварстве. Обиделся. И даже конь его, косящий умным глазом, будто понял все – фыркнул, недовольно пожевал пенистым ртом мундштук и отбросил копытом попавший под раздачу камень.
– Ну и чего там? – спросил Воленхейм, когда Влад, задев по пути плечом короб фильтров, скатился во чрево вездехода.
– Мы атакованы, – выдохнул Влад.
– Чего-чего?! – не поверил Воленхейм.
– Мы атакованы, сэр, – повторил Влад, потирая ушибленное место. – Братьям тиберрийцам приспичило вернуть себе раймондий.
– На полном серьезе?
– Так точно, сэр. Они не шутят.
На лице Воленхейма загуляла нехорошая улыбка:
– Сколько их там?
– Столько же, сколько на экране. Одиннадцать штыков. Вернее, арбалетов.
– Арбалетов?
– Взрослого оружия не видел.
– Да откуда ему взяться! – Воленхейм, нервно потирая руки, затараторил: – Ну-ну, посмотрим. Посмотрим-посмотрим. Ну-ну…
В интонациях его голоса вдруг зазвучала радость, похожая на радость человека, который чего-то очень долго ждал и вот наконец-то получил. Столь неожиданная реакция начальника озадачила Влада, и он осторожно поинтересовался:
– Сэр, а что, раньше с вами подобного не случалось?
– Нет, мать их, никогда! – признался возбужденный Воленхейм и вдруг понес невнятное о чем-то наболевшем: – Никогда такого… Никогда… Представляешь, служивый? Никогда. Но я говорил… Сто раз им говорил. А они мне… Дурак ты – они мне. Чуханили, мать их! Гнобили. А я предупреждал… А они… А я-то… И вот! Каково, мать их?! Вот то-то!.. Влад прервал его бессвязное бормотание:
– Я так понял, сэр, что и другие экипажи не сталкивались с такими проблемами?
Воленхейм посмотрел на него мутными глазами, не понимая, о чем он.
– Говорю, и других парней аборигены раньше не беспокоили? – повторил Влад вопрос, невольно повысив голос.
Наконец до Воленхейма дошел смысл слов, и он подтвердил:
– Ну да, мать их, никогда такого не было.
– Тогда… – Влад пожал плечами. – Тогда как-то странно все это, сэр.
– Еще бы! – Воленхейм треснул кулаком по обзорному экрану. – Нарываются зверюшки! Ей-ей, нарываются. Ну и хорошо, клепаный форс! Ну и славно, мать их. Засадим им, служивый, по полной!..
Он резко встал, лихорадочным движением вытащил из кармана плоскую металлическую флягу и незамедлительно приложился. Хорошо так приложился. Желтоватый напиток, распространяющий дешевый запах алкогольного эрзаца, струйками стекал по давно не бритому подбородку. Выпирающий кадык гулял, будто поршень насоса. Пробка фляжки болталась на цепочке, как сошедший с ума маятник судьбы.
Зрелище было неприятным. Влад отвернулся. Чтобы занять себя, направил одну из камер слежения на Гэнджа и несколько секунд держал под наблюдением. Тот, ожидая возвращения переговорщика, спокойно дымил сигарой – красный огонек то ослабевал, то разгорался. Строгое лицо тиберрийца не выражало ничего, кроме уверенности в себе и в своей правоте.
И вдруг Влад поймал себя на мысли, что этот суровый мужик ему по душе. Что, как это ни странно, вызывает он уважение.
Удивившись, прислушался к себе.
Чувство симпатии к налетчику явно шло не от ума, оно шло от чего-то безотчетного. В нем присутствовало нечто глубинное, древнее. Это скорее даже и не чувство было – чутье. Настоящее такое чутье. То самое, которое зовут звериным. Известно: всякий зверь чует силу другого зверя. И уважает его за эту силу. Если, конечно, сам силен. Если нет, то он его просто-напросто боится. Боится, поджимает хвост и делает ноги.
Заметив краем глаза, что напарник оторвался от соски, Влад поторопил его с решением:
– Так что предпримем, сэр?
– Буфем ых ашить, – пробурчал Воленхейм, вытирая рот плечом.
