Она ненавидела Господина Хакала. Он был злом. Когда она мысленно представляла себе потоп, то его тело она видела первым, тонущим в мутных, сердитых водах.
Но он так красиво пел для Утренней Звезды…
Она уже четко осознавала, что в ней живут две Ошитивы, а может, есть и два Хакала: злой правитель Центрального Места и мужчина, который так красиво пел для своего бога?
Она прогнала мысли о нем, решила: «Я призову столько дождя, что он погубит всех Темных Господ, а потом вернусь к своему народу и расскажу, какое великое дело совершила, и больше я не буду макай-йо!»
Яни никогда в своей жизни не видела и не слышала о человеке, который очистился бы от проклятия макай-йо, она заметила, как напряглись скулы юной девушки, с какой силой та сжала зубы. Она догадывалась, о чем сейчас думает Ошитива.
— Послушай меня хорошенько, девочка. Усмири свою ярость. Ты не можешь изменить свою жизнь, но в гневе можешь лишь навлечь на себя опасность. Если хозяева увидят в тебе ярость и злость, они решат, что ты опасна, и принесут тебя в жертву на алтаре крови.
— Я буду осторожной, — ответила Ошитива.
Но она не собиралась становиться кроткой и покорной.
Однако Яни понимала, что угрозы девушки — лишь ребячество, в них нет здравого смысла. Храбрость Ошитивы — пустые слова, лишенные силы и уверенности. Яни видела, что Ошитива чувствует себя беспомощной.
Яни, конечно, была права, но Ошитива не могла следовать ее совету. Непокорность и жажда мести, как какая-то болезнь, овладели ее телом, и не было на свете лекарства, которое могло бы вылечить ее. Ошитива просто не знала, как управлять этими новыми и сильными чувствами. Она вздрагивала при одной только мысли, что ей предстоит неповиноваться этому высокому и властному мужчине Мокииксу. Но, пытаясь подавить в себе эти страшные мысли, она только усиливала их, как будто страх и отчаянное желание побороть новые чувства только усиливали их.
Яни увидела по глазам девушки, что так волнует ее. Осторожно положив руку на плечо Ошитивы, она сказала ей тихим голосом:
— Еще один совет. Следи за тем, чтобы никто не узнал здесь, что ты макай-йо. — Она посмотрела на женщин и девушек, которые увлеченно расчесывали друг другу волосы и болтали ни о чем, и затем перешла почти на шепот: — Если они узнают об этом, ничем хорошим для тебя это не кончится.
Жуткий крик сотряс воздух.
Ошитива резко обернулась и, испугавшись, увидела нависшую над собой громадную Тупу с ивовым прутом в поднятой руке.
— Глупая женщина! — кричала Тупа.
Мастерицы отпрянули назад, и Ошитива увидела, на кого был направлен гнев Тупы: посреди комнаты на коленях стояла Яни и руками пыталась защитить голову от свирепых ударов надсмотрщицы.
— И это ты называешь кувшином?! — завопила Тупа, а ее широкое и некрасивое лицо покраснело от гнева. В руках она держала изделие, которое, по мнению Ошитивы, было совершенным. Ошитива онемела от ужаса, когда Тупа бросила глиняный кувшин на пол и наступила на его разбившиеся черепки. Снова и снова удары хлыста обрушивались на спину бедной женщины, а другие мастерицы, испуганные и притихшие, наблюдали за происходящим, пока гневная тирада не закончилась и удовлетворенная Тупа не ушла из мастерской.
Прошла еще одна минута гнетущей тишины, а потом все начали приходить в себя и возвращаться к прежней работе, обходя кругом избитую и униженную женщину, которая, сжавшись от страха и боли, лежала на полу и не могла пошевелиться. Когда Ошитива бросилась к ней, Зеленое Перышко положила руку ей на плечо и мягким голосом посоветовала:
— Не помогай ей. Если Тупа узнает, тебя накажут еще больше.
Ошитива посмотрела на девушку, затем оглядела других мастериц, которые, как ни в чем не бывало, продолжали месить глину, раскатывать кольца, смешивать раствор. Потом она взглянула снова на бедную женщину, чьи руки и ноги покрылись страшными кровавыми ранами.
Из-за острых ножей для гравирования или разогретой печи для обжига в гончарном ремесле могли произойти разные несчастные случаи, поэтому Ошитива была уверена, что где-то в мастерской должны быть лекарства. Она нашла медикаменты, но испуганные женщины предупредили ее:
