Он открыл папку и пролистал несколько страниц. — Вот, это здесь, — кивнул он в удовлетворении. — Это было после Kristallnacht[21]…м-м-м…в 1938, когда вы призывали наших немецких евреев сыграть в то же пассивное сопротивление, что вы пытались развязать здесь. Если бы они оказались настолько глупы, что прислушались к вашим словам, нам осталось бы вас только что наградить: мы могли бы арестовать всех врагов Рейха одновременно и с куда меньшими затратами.
— Да, я совершил ошибку, — сказал Ганди. Он смотрел на Моделя с таким видом, что фельдмаршал на мгновение решил, что Ганди на него набросится, несмотря на свой почтенный возраст и миролюбивую философию. Но Ганди спокойно продолжил печальным тоном: — Я сделал ошибку, когда решил, что столкнулся с режимом, который управляется совестью, с режимом, который, по крайней мере, стыдится своих неправедных деяний.
Модель не собирался загонять себя в словесную ловушку: — Мы делаем, то, что считаем нужным для нашего народа, для нашего Рейха. Мы намереваемся править — и мы правим, как видите. — Фельдмаршал похлопал по папке: — Вас, скорее всего, приговорят к смерти за вмешательство во внутренние дела Рейха, не говоря уж о более поздних актах неповиновения, вызванных вашей пропагандой.
— История нас ещё рассудит, — предупредил Моделя Ганди. Фельдмаршал сделал знак конвоирам, чтобы его увели.
Модель улыбнулся: — Историю пишут победители! — Он довольно наблюдал как два немецких солдата в полевой экипировке уводят старика. — Ну, что ж, утро было очень плодотворное, — сказал он своему адъютанту, когда Ганди увели. — Что там у нас на обед?
— Кровяная колбаса с кислой капустой, mein herr.
— Замечательно! С нетерпением предвкушаю, — Модель уселся обратно за стол. Предстояло ещё много работы.
