Хотя, конечно, вот так запросто терять время на непонятные выяснения отношений было обидно. Им уже скоро брести обратно по каютам, а они сидят, как два врага, и молчат. Дуга вдруг осенило. Он осторожно тронул подругу за плечо:
– Ты не хочешь смотреть на подарок, потому что мы вырезали на нем… потому что там Земля?
Саша молча кивнула, все еще продолжая сидеть к нему спиной.
– Прости. Веду себя, как дура.
Дуг выдохнул с облегчением. Понимать людей не так сложно, как сначала кажется, стоит только успокоиться и поставить себя на место этого человека. Как, кстати, всегда и советовала ему мама. Ну конечно! Саша сидит спиной к нему совсем не потому, что обиделась и злится, ей, скорее всего, самой неудобно за такое свое поведение. И совсем не хочется выплескивать кучу своих страхов и мыслей на него, потому что и так сейчас очень важные и напряженные времена. Дуг улыбнулся. А так-то да, он знал ее столько лет и так хорошо, что вполне мог поставить себя на ее место и примерно отследить ход ее мыслей.
Саша ненавидит Ковчег. Он столько лет призывал ее к тому, чтобы она хотя бы на время заставляла себя забыть о Капитане, бесконечном плавании, правилах и Ковчеге, чтобы можно было хоть как-то спокойно жить или хотя бы делать вид, что живешь… А теперь сам сует ей под нос украшение, где они изо всех сил старались изобразить Прибытие, окончание поисков и Землю. В которую Саша не верит.
И все это она не хочет вываливать на своего друга, потому что тоже учится быть взрослой.
– Эй ты, чего скис? Опять ведешь себя как девчонка. Ладно, давай сюда свой браслет. Все равно в прачечной нельзя будет его носить…
Гармония и мир внутри ржавой трубы, внутри пустого ангара, внутри спящего трюма, внутри плывущего Корабля были восстановлены.
* * *
К Королю Ковчега они отправились втроем. Саша ни в какую не соглашалась дожидаться Дуга в каюте. Старый Том ни в какую не соглашался брать с собой еще и Сашу и чуть все не отменил.
– Ты думаешь вообще, что ты творишь? – сердился он. И сердился совершенно справедливо.
Но у Саши, видимо, произошло помрачнение ума. Она намертво стояла на своем, и ни угрозы, ни ссоры, ни уговоры целых двух человек – почтенного старика и дорогого (по идее!) друга – не помогали.
– Я должна его увидеть. Я пойду с вами, – снова и снова твердила она.
Том пригрозил было, что расскажет все Сашиному отцу, но она справедливо заметила, что Старый Том не станет так подставляться. Ведь с позиции взрослых, а уж тем более родителей, виноват-то будет как раз Том!
– Потрясающая наглость! Ты с кем вообще так разговариваешь! – бушевал Старый Том.
Нервы у всей троицы были уже на пределе.
– Зачем? Зачем тебе туда идти? Ты ничем не сможешь нам помочь! – не понимал Дуг.
– А на тебе свет клином, знаешь ли, не сошелся! – со слезами в голосе кричала Саша. Саша, которая в отличие от всех девчонок, которых когда-либо в жизни видел Дуг, была совсем, ну просто совсем не плаксива. – Я хочу туда! Хочу его видеть! Это мой кумир, моя мечта. Все вокруг тебя только и вращается… а я, а у меня? Должно же быть ну хоть что-то, ну хоть капельку хорошее, – закончила она совсем тихо, и Дуг испугался, что вот прямо сейчас Саша возьмет и разрыдается.
Дуг помнил, как рыдала мама. Ничего страшнее в жизни ему видеть не приходилось. Даже папина смерть блекла на фоне этих безудержных, полных мольбы и отчаяния всхлипов.
Он сам уже чуть не плакал. Где-то в глубине сознания носилась мысль о том, что с Сашей вот тоже что-то совершенно неладное творится. «Точно надо мне в медицинский отсек», – только и смог подумать Дуг.
И ведь они ей совершенно не враги, чтобы так, чуть не с кулаками на них кидаться. Чем они такое заслужили? Чего она так на все реагирует? И на подарок, и теперь еще на это…
– Я придумал выход, – в конце концов нарушил тягостное молчание Том. – Вам, дети, следует узнать, что такое компромисс. Ты пойдешь с нами, но и ты нам уступи. Сделай для нас тоже что-нибудь не совсем тебе приятное. А именно – иди работать не в прачки, а к бабушке Агате.
Дуг был уверен, что Саша снова раскричится. Но она успокоилась, напряженно всматривалась какое-то время в морщинистое темное лицо присевшего перед ней на корточки – как будто она совсем маленькая – старика. И решительно кивнула.
