— Где золото, скотина? — взревел он, схватив Сэма одной рукой за спутавшиеся, покрытые запёкшейся кровью волосы, и поднёс пышущую жаром головешку к его обнажённой груди.
Сэм с трудом разлепил глаза и глухо прохрипел, едва шевеля разбитыми губами.
— Я вам сказал, скоты, — нет никакого золота, и никогда не было, будь оно проклято вместе с вами.
Жилистый ткнул пылающей головешкой в шею и грудь беспомощного человека и затушил её. По хижине распространился ужасный запах палёной человеческой плоти. Сэм испустил страшный крик и затих, опять потеряв сознание.
Безжалостный бандюга отхлебнул из бутылки и прошипел:
— Ну-ка плесните ему воды в морду. Может быть, скажет, когда увидит, что мы сделаем с его шлюхой.
Третий бандит — самый молодой, но не менее злобный — взял ведро, принёс со двора воды и плеснул её в лицо Сэма.
Сэм встрепенулся и приоткрыл глаза. Жилистый подошёл к Канехе и снял с пояса огромный, остро отточенный охотничий нож. Его спутники с интересом следили за его действиями. Молниеносным движением жилистый разрезал верёвки и приказал: «Вставай!»
Канеха встала и бесстрашно посмотрела в глаза мучителю.
Опять блеснул страшный нож, и разрезанное пополам платье Канехи упало к её ногам. Молодой жадно облизнул губы. Он протянул руку к бутылке и сделал большой глоток, не отводя похотливого взгляда от прекрасной обнажённой женщины.
Жилистый грубо схватил её за волосы, заломил голову и, приставив нож к горлу, подтолкнул её к Сэму.
— Последний раз я свежевал кайова лет пятнадцать назад, но не забыл, как это делается.
Нарочито медленно он поводил кончиком ножа по безупречной коже молодой женщины, а потом резко взмахнул им, сделав неглубокий разрез от горла, между грудей и до покрытого тёмным волосом лобка. Из разреза начала сочиться алая кровь.
Сэм затрясся и заплакал от бессильной ярости, забыв про собственные страдания.
— Отпустите её твари, змеи подколодные, хорьки вонючие. Кончайте лучше меня. Я вам сказал, что нет никакого золота. Вы ещё поплатитесь за своё злодейство.
Канеха протянула руку и нежно коснулась кончиками пальцев окровавленной щеки мужа.
— Я презираю этих трусливых скунсов, муж мой, — произнесла она на языке кайова. — Духи вернут им зло, причинённое нам, в тройном размере.
— Прости меня, любимая, — сквозь слёзы прошептал Сэм.
— Привяжите её к столу, — распорядился жилистый.
Его подручные споро распяли Канеху на столе, как будто занимались этим всю жизнь. Она отчаянно сопротивлялась, кусалась, царапалась, и её пришлось вырубить несколькими ударами о массивный стол.
— Золото? — процедил жилистый и приставил нож к горлу потерявшей сознание женщины.
Сэм презрительно отвернулся, не говоря ни слова.
— О, Бог мой, я сейчас кончу, — пробормотал молодой.
— А это идея, — подхватил жилистый и, рванув за волосы, повернул Сэма лицом к себе. — Сейчас мы используем твою бабу по прямому назначению, прежде чем порежем её на ремни…
Он подошёл к столу, снимая ремень и расстёгивая штаны. Очнувшаяся в этот момент Канеха изловчилась и ударила его ногой по вываленному прибору.
— У, сука, — прошипел он. — Ребята, я первый. Подержите ей ноги.
* * *
Было уже семь вечера, когда Макс добрался до дома верхом на гнедой лошадке, которую старый Олсен дал ему напрокат за хорошую работу. Когда он подъехал к дому, его поразила странная тишина. Из трубы почему-то не шёл дым. Обычно мать готовила к его приезду что-нибудь вкусное.
Предчувствие беды сжало его сердце. Соскочив на ходу с лошади, он влетел в хижину, где его взору предстала страшная картина: изуродованное тело отца с одним стеклянным глазом, привязанное к столбу. Второй глаз и половина головы были снесены выстрелом из засунутого в рот кольта 45-го калибра.
Обезумевший Макс перевёл взгляд на пол, с трудом узнав в бесформенной массе окровавленного мяса останки своей матери.
Дико закричав, он выскочил во двор и упал на колени. Его страшно рвало. Казалось, вот-вот он выплюнет все свои внутренности. Неизвестно сколько он так пролежал, балансируя на грани безумия. Потом долго плакал. Слёзы принесли ему некоторое облегчение. Он встал, шатаясь подошёл к бочке, и смыл с себя блевотину. Придя немного в себя, обошёл ранчо.