— Нет, нет… Не нужно. Я делаю это без фартука.
— Ну, с богом! — Магда, плавно присев, сделала реверанс благовоспитанной гимназистки и, кокетливо улыбнувшись, закрыла за собой дверь кухни.
«Ну, друг Бояринов, ты попал, как Чацкий с корабля на бал», — подумал Бояринов и, осмотревшись, насыпал в кофеварку кофе.
Кухня сверкала безукоризненной чистотой и белизной. Все стояло на своих местах, все говорило о том, что хозяйничает здесь женщина с тонким вкусом и любовью к порядку. Предметы модного кухонного гарнитура были расставлены и подвешены на стенах так, что создавалось впечатление простора и удобства. Над плитой «Карпаты», за которой последний год охотятся москвичи, сливаясь с рядом подвешенных на стене полок, белым козырьком выступала вытяжка с клавишами, на каждом из которых был нарисован знак его назначения. На широком подоконнике стояло десятка два горшочков с молоденькими кактусами, некоторые из них являли собой целые семьи ощетинившихся шариков и стручков. Бояринов пытался найти хотя бы два одинаковых кактуса — и не находил. «Наверное, это ее хобби. Говорят, у писателя Ломова коллекция из ста с лишним видов кактусов», — подумал Бояринов, следя за кофе. Только теперь он заметил, что стены кухни были оклеены пленкой под ситец. «Достают же люди!.. Посмотрела бы она на мою кухню — ногу можно сломать». На окнах висели льняные шторы с народным украинским орнаментом: поперечные узкие и широкие полосы с вышивкой на сером фоне удачно схватывались с цветом фанеровки кухонного гарнитура. Рисунок линолеума на полу изображал чешский паркет. На свободной от полок стене равномерно тикали старинные ходики с кукушкой. Гири, на цепочках свисающие над столом, имитировали зеленые еловые шишки. «А эту люстру она купила в художественном салоне на улице Димитрова. Я видел такую весной, хотел купить, да денег с собой не было». — Бояринов, задрав голову, смотрел на кованый угольчатый светильник, рисунком своим чем-то напоминающий фонарики старого Петербурга.
На высоком холодильнике («тоже новейшая и дефицитная модель», — подумал Бояринов) стоял коричневый керамический кувшин с двумя ручками, обжиг которого переливался цветами радуги. Крышка кувшина изображала выпрыгнувшую из воды рыбку.
Ничего лишнего, все было в кухне выдержано в едином цветовом тоне, все схватывалось между собой в общем рисунке форм, все стояло на своих продуманных хозяйкой местах.
Когда кофе сварился, Бояринов выключил кофеварку и прошел в комнату, куда несколько минут назад удалилась Магда. Первое, что бросилось ему в глаза — это были слезы, трепетавшие на ресницах Магды. Ее губы вздрагивали. Казалось, она изо всех сил крепилась, чтобы не разрыдаться.
— Вы плачете? — участливо спросил Бояринов.
— Удивительная женщина! — Смахнув со щеки набежавшую слезу, Магда тихо, как-то подавленно проговорила. — Я люблю ее еще больше.
— Кофе готов! Какие будут дальнейшие указания? — пытаясь перейти на шутливый тон, спросил Бояринов.
Магда, словно не расслышав его вопроса, думала о чем-то своем, остановив рассеянный взгляд на одной точке на стене.
— Да, это была моя бабушка. Лисогорова точно схватила ее характер. Обрезая изумительной красоты косу девочки, попавшей в беду, она могла только молчать. Она была слишком умна и тонка, чтобы навязывать несчастной пустой разговор. Она была не из тех, кто охал и ахал над чужим несчастьем. — С минуту помолчав, Магда спросила: — И чем же могу быть полезна я, ее внучка?
— Я ищу косу Лисогоровой. Ищу давно и упорно!..
— Зачем?
— Чтобы подарить ее Лисогоровой на торжественном юбилейном вечере актрисы. Предупреждаю вас: об этом в театре пока никто не знает.
— А статью эту кто-нибудь в театре читал?
— Никто, кроме меня и завлита, который умеет держать язык за зубами. Теперь об этом знает третий человек — это вы.
— Спасибо за доверие, — расслабленно проговорила Магда. — Кто придумал сделать Лисогоровой такой бесценный подарок?
— Я.
Магда долго и в упор смотрела в глаза Бояринову.
— Вы удивительный человек!.. Вы, наверное, прекрасный человек! Так по крайней мере мне кажется. Бояринов засмущался.
