— Сожрешь ее, разве нет? — предположила принцесса чуть дрогнувшим голосом.
— Сожрите свою шляпу, — отозвался дракон крайне грубо. — Я к этой дряни и не притронусь.
Голос принцессы окреп.
— Ты любишь печенье? — спросила она.
— Нет, — проворчал дракон.
— А как насчет вкусненьких крохотных дорогих печенюшек, обсыпанных сахаром?
— Нет! — проворчал дракон.
— Так что же ты любишь? — настаивал принц.
— Уходите и не приставайте ко мне, — прорычал дракон, и молодые люди услышали, как змей перекатился на спину, и под сводами пещеры эхом отозвались звон и лязг, точно грохот паровых молотов в Арсенале Вулиджа.
Принц и принцесса переглянулись. Ну и что теперь делать? Разумеется, бесполезно идти домой и говорить королю, что дракон, дескать, на принцесс не претендует, — ибо Его Величество придерживался крайне старомодных взглядов и никогда бы не поверил, что новомодный дракон хоть в чем-то отличен от старомодного дракона. А войти в пещеру и убить змея они тоже не могли. Да и вообще, убивать дракона, который на принцессу вовсе не нападал, было как-то несправедливо.
— Но ведь что-то же он любит! — прошептала принцесса и позвала голосом сладким, точно мед и сахарный тростник:
— Дракон! Милый дракоша!
— ЧТО? — взревел дракон. — Повтори-ка еще раз! — и молодые люди услышали, как дракон ползет к ним сквозь пещерный мрак. Принцесса затрепетала и прошептала совсем тихо:
— Дракон… Милый дракоша!
И тут дракон появился. Принц обнажил свой меч, а принцесса — свой: великолепный клинок с серебряной рукоятью — принц привез его в автомобиле. Но нападать не стали: по мере того, как дракон выползал, они медленно отступали назад, и вот, наконец, змей вытянулся на скале во всю огромную чешуйчатую длину, наполовину развернув гигантские крылья, а серебристая его чешуя сияла и переливалась, точно бриллианты под солнцем. Но наконец отходить стало некуда: позади путь преградили черные скалы. Принц с принцессой встали спиной к камню, с клинками в руках, — и принялись ждать.
А дракон подбирался все ближе и ближе, и теперь молодые люди видели, что чудовище вовсе не извергает пламя и дым, как они ожидали. Змей подползал медленно, слегка извиваясь всем телом, точно щенок, когда хочет поиграть, но не уверен, не злитесь ли вы на него.
И еще они заметили, что по медной драконовой морде струятся огромные слезы.
— Ну и в чем же дело? — осведомился принц.
— Никто, — всхлипнул дракон, — еще не называл меня милым!
— Не плачь, — проговорила принцесса, — мы будем называть тебя милым сколько захочешь. Мы собираемся приручить тебя.
— Я и так ручной, — сообщил дракон. — В этом-то все и дело. До сих пор никому, кроме вас, это и в голову не приходило. Я такой ручной, что готов есть из ваших рук.
— Что именно, милый дракоша? — спросила принцесса. — Так-таки не печенье?
Дракон тяжело покачал головой.
— Значит, не печенье? — ласково уточнила принцесса. — Так что же, милый дракоша?
— Ваша доброта меня просто раздраконивает, — вздохнул змей. — Никто и никогда не спрашивал ни у одного дракона, что мы любим: вечно сперва предлагают принцесс, затем их спасают, и ведь ни разу не поинтересовались: «Что бы вы предпочли выпить за здоровье короля?» Жестоко и несправедливо, по-моему, — и дракон снова разрыдался.
— Ну так что бы ты предпочел выпить за наше здоровье? — осведомился принц. — Ведь у нас сегодня свадьба, правда, о принцесса?
Принцесса сказала, что, наверное, да.
— Что бы я выпил за ваше здоровье? — спросил дракон. — О, вы настоящий джентльмен, сэр. Охотно воспользуюсь вашим предложением, сэр. С гордостью выпью за ваше здоровье и за здоровье вашей достойной супруги капелюшечку… — Тут голос его дрогнул… — И подумать только, что вы так приветливо меня спрашиваете… Да, сэр, самую капельку бен-бен-бен-бен-бен-бензина — вот… вот что любят драконы, сэр.
— В машине его полно, — сказал принц и опрометью помчался вниз по горному склону. Он неплохо разбирался в психологии и знал, что с этим драконом принцесса в полной безопасности.
— Не сочтите за дерзость, — проговорил дракон, — но пока джентльмен не вернулся… может быть, просто чтобы скоротать время, вы оказали бы мне любезность и по доброте своей еще раз назвали бы меня «милым»… А если бы вы пожали когти бедному старику-дракону, который отродясь никому не был врагом, кроме себя самого… о, последний из драконов возгордился бы так, как не гордился еще ни один дракон со времен самого первого.
