Однако, с последним автором Никодим явно попал впросак. Роман назывался «Кровавая пуля» и, судя по названию, обещал быть вестерном или детективом. Но, дойдя до сто восемнадцатой страницы, Никодим не встретил ни пули, ни убийства, ни, даже, возможной жертвы. Да, и с определением главного героя дело явно застопорилось. Правда, вскользь упоминался некий Диего, претендующий на эту вакансию. Но, кто он и какова его сверхзадача, понять из текста не получалось.
Покончив с завтраком, Никодим перебрался к рабочему столу, где покоился тяжёлым могильным камнем роман многострадального автора. Никодим принимал в читку только печатные тексты, отвергая любые интернет-версии, даже, если сулили весьма хорошие деньги. Однако, в последнее время авторы с неимоверной быстротой превращали рукописи в печатные фолианты и работы у Никодима Северова прибавилось.
Никодим опустился в тяжёлое кресло, обитое потёртой выцветшей кожей и включил настольную лампу. Из-под абажура на зелёный бархат стола заструился мягкий спокойный свет. И стол, и кресло, и лампа с абажуром были настоящие, старинные, видавшие виды. От них веяло вековой тайной и основательностью.
В комнату, мягко шурша по начищенному до солнечного блеска паркету, вкатился робот-уборщик Фёдор, отдалённо похожий на перевёрнутый таз. Он деловито обшарил углы в поисках сора, пытливо обследовал тапочки Никодима и осведомился сварливым скрипучим голосом:
— Опять до утра сидел? Наживёшь ты себе, Никодим, гиподинамию и геморрой. Поберегся бы, чай не мальчик уже.
— Я, кажется просил называть меня по отчеству, — напомнил Никодим, придумывая, куда бы спровадить занудного робота.
— Пусть тебя писатели твои по отчеству величают, — пробубнил Фёдор, проворно обметая венчиком спинку и бока кресла.
— Выключу я тебя, паразита, — пообещал Никодим, — в утиль сдам.
— Чем грозиться, лучше бы комнату проветрил, — парировал Фёдор. — Кислорода на девяносто шесть процентов от нормы, влажность понижена, углекислота…
— Вот что, иди-ка ты к Амалии, помоги на кухне, — теряя терпение бросил Никодим. — Тут я и без тебя управлюсь.
— Амалия, кухня, — повторил Фёдор. — Амалия, хорошая девушка. Сохнет по тебе, Никодим. Уровень эстрогена повышен. Ты бы к ней присмотрелся. Талия шестьдесят пять. Бюст третий номер. Не понимаю, чего ещё нужно для холостого мужчины?!..
Никодим попытался пнуть уборщика в крутой пластиковый бок, но робот проворно отскочил в сторону и понёсся в сторону кухни, по дороге увлажняя воздух фонтанчиком пара. Комната наполнилась свежестью прованских трав и пармских фиалок.
Оставшись, наконец, один, Никодим потянул хвостик закладки, открывая сто восемнадцатую страницу. Работа началась. Действия романа разворачивались в далёкой и, судя по тексту, загадочной Аргентине. Автор широкими щедрыми масками рисовал сурой быт и нравы аргентинской глубинки. Особо Никодим отметил описание местных пампасов, где на бескрайних просторах «бродили тучные стада кенгуру». Диего снова упомянули всуе, но сам он так и не появился.
На двести сороковой странице автор решил обрушить на Аргентину ливни и засуху одновременно. Начался массовый падёж скота и местного населения. Никодим забеспокоился, появится ли Диего вообще. Не постигнет ли и его печальная участь… Книга стремительно подходила к финалу, а главный герой всё ещё был за кадром.
Наконец, страниц за десять до эпилога терпение Никодима было вознаграждено. Долгожданный Диего стремительно ворвался в повествование. Правда и здесь не обошлось без конфуза. Героем оказался вовсе не человек, а матёрый бык-семилеток, прибывший на корриду.
Никодим был посрамлён. Впервые автор так искусно провёл его, опытного читателя, съевшего ни одну собаку на поиске сюжетных линий и главных героев.
Никодим вздохнул и одним махом, потратив весь остаток душевных сил, дочитал финальную сцену, где кровожадный и беспощадный Диего расправляется с юным неопытным матадором.
Когда, наконец, Никодим закрыл злосчастную книгу, он почувствовал себя опустошенным и растерзанным, будто именно над ним, а не над несчастным матадором поглумился кровожадный Диего. В такие минуты Никодим со всей определённостью понимал, почему так высоко ценится его труд.
